Попутчики

Катарина Венцль

Берлин-Мюнхен. Журналист

Ник ждет меня в кафе на углу. Раскрыв ноутбук, пьет кофе.

«Пишешь в блог? Опаздывает, мол, водитель?» Ник, захлопывая ноутбук, смеется: «Нет, я по работе. Блога у меня нет. Меня нет и в социальных сетях – я никому не даю свои личные данные». «Сурово». «Самозащита. Социальные сети – мощнейшее орудие сбора данных... о предпочтениях, вкусах, потребностях, соответственно – рекламы, продажи товаров и, в конце концов, контроля. Кто хочет вступить со мной в контакт, пускай напишет мне на е-мейл или позвонит по телефону».

Ник – европеец, но не похож на немца. Тип и не южный, скорее восточный: тонкий профиль, горбатый нос, мягкость карих глаз, брови дугой, озабоченные складки у рта. Худоба. «Ты из Мюнхена? Берлина?» «Из Мюнхена». – «В Берлин съездил...?» – «По делам: я – журналист». – «По-немецки пишешь? У тебя – будто французская фамилия». – «По-английски. Предки отца – из Савойи». – «Где это?» – «На юго-востоке Франции». – «А мать?» – «Мать из вальзеров, вольных крестьян в горах Швейцарии. После войны она ребенком попала в Австралию». – «Какими путями?» – «Эмигрировали с родителями. Жили в лагере для мигрантов». – «Из Германии?» – «Из Германии, Англии, Украины...» – «Немцам в лагере не туго приходилось из-за второй мировой?» – «Нет. Как ни странно, они занимали высшую ступень в лагерной иерархии».

«Ты вырос в Австралии?» – «Нет, в Германии. Ходил в школу в Мюнхене, изучал звукотехнику, затем журнализм. Уже после этого поехал в Австралию – работать. Имел пожизненный пост на государственной радиокомпании». – «И ушел?» – «В Австралии отвратительная общественно-политическая ситуация, она развивается аналогично ситуации в США: население по-настоящему не участвует в политике, уровень политической просвещенности запредельно низкий. Поэтому и уволился». «А после Австралии?» «В Лилле поступил на экономический факультет, год учился на МБА, магистра бизнес-администрирования».

«В Астралии был корреспондентом?» – «Вел ежедневную передачу о всякой всячине: рассказывал о том, что было, что есть, что будет, о случившемся, о происходящем и о намеченном». – «Из какой области?» – «Из всех – политики, экономики, финансов, культуры. Только о музыке материалов мало давали. О ней были другие передачи». – «Сама работа тебе подходила?» – «Да, подходила. Примечательно, что я устроился именно на радио. Я ведь грезил о телевидении.

На том посту я многому научился. Очень полезно, когда твои тексты читает редактор. Он притворяется наивным простачком-незнайкой: если он с этих позиций не поймет, что написано, значит, надо переписать. Четыре глаза видят больше двух». – «Критика тебя не задевала?» – «На пороге редакции надо отказаться от гордыни, самолюбия».

«Как ты выбирал, кем стать?» – «Методом исключения. Когда решал, на кого учится, составил список, кем стать не хотел – остались архитектура и журнализм. Архитектура изначально отпала, потому что никогда не умел рисовать. Мечты о звукорежиссуре пришлось похоронить из-за того, что не играю на пианино». «На чем-то играешь?» «На гитаре».

«А что склонило тебя к журнализму?» – «Профессия весьма любопытная, многогранная, широчайшая – нужно интересоваться всем, изучать и освещать любые темы. Иногда неожиданно открываются двери, где ты их и не подозревал. Единственный существенный минус – она все хуже и хуже оплачивается. Предложение превышает спрос, конкуренция жесткая, появились интернет-порталы, на которых информация бесплатна. Вдобавок читатели без разбору ругают всех журналистов за «недостаточную осведомленность», но часто времени на поиски и проверку информации нет, когда, к примеру, статью требуется написать за час. Твой реальный доход за этот час двенадцать евро. Ремесленник зарабатывает заметно больше. – Помимо этого СМИ сокращают штатные места, они берут материал у фрилансеров – да везет, когда берут, могут и не брать».

«Блоги любителей влияют на медийный ландшафт?» – «Лет десять назад казалось, что да – была создана сеть блоггеров, пишущих о своем районе города, но быстро выяснилось, что собрать информацию и грамотно написать любители не в состоянии».

«Зачем ты учился на МБА?» – «Чтобы повысить квалификацию. Рассчитывал, что дополнительное образование увеличит мои шансы найти приемлемую работу.

У меня раньше были предрассудки против студентов экономики, но экономисты и финансисты оказались нормальными людьми, просто с другими основными интересами. Некоторые, впрочем, увлекались искусством, музыкой, кое-кто жалел, что сам не творит».

«Ты финансировал учебу за счет своих накоплений?» – «Нет, на МБА у меня была стипендия, а то не потянул бы – во Франции неоправданно высокие цены на жизнь – жилье, продукты, транспорт... Немаловажный плюс учебы заключался в том, что у меня образовались связи по всему миру. А в международном рейтинге тот университет занимает одну из лидирующих строчек. Гарвард на первом месте, но в Гарварде стоимость учебы свыше ста пятидесяти тысяч евро – мне он был абсолютно не по карману». – «Почему туда отправляются учиться?» – «Потому что гарантирована крутая работа, расходы на учебу мгновенно окупаются. В прошлом выпускников и нашего факультета работодатели разбирали сразу после экзаменов, теперь это не так».

«Почему ты остановился на экономике?» – «Думаю о журналистике в этой сфере – финансово-экономической. К сожалению, вышло так, что и в этой области толком уже не заработаешь. Корреспондент журнала «Экономист» по Восточной Европе получает зарплату в тысячу евро и вынужден бороться за оплату своих командировок. Поездки в такие страны, как Венгрию, Албанию, Румынию редакция считает ненужными, так как никто не знает эти страны и знать о них не хочет.

После учебы я поначалу искал работу в Швейцарии, сейчас переключился на Германию. В Берлине прошел собеседование на зарубежной студии ВВС. В этой студии всего два сотрудника, на мой взгляд – мала. Зато я навел справки об Аль-Джазире, они привлекательны тем, что относительно независимы, несмотря на то, что их спонсирует катарская правящая семья – а мне нужны деньги, срочно нужны».

***

На полпути образовывается пробка. Справа от нас застревает автомобиль с замысловатым черно-белым узором. – «Чудаковатый окрас. И нет номеров». – «Это, – объясняет Ник, Erlkönig». – «Что?» – «Замаскированный прототип. При таком узоре контуры автомобиля нераспознаваемы, даже по фотографии их сложно проследить. Таким способом камуфлируют новые модели. Поскольку нет никаких надписей, и не угадаешь, какая это марка – Мерседес ли, БМВ или Ауди. Они в таком камуфляже выезжают на тест-драйв». – «В пробке не покатаешься...»

Заряжает ливень. Хлещет в лобовое степло. – «Однажды, – вспоминает Ник, – я автостопом путешествовал по Новой Зеландии. Двадцать пятого декабря, шел такой же мерзкий дождь. Я был одет в темную одежду, вид у меня был оборванный, подозрительный, никто меня не взял, я до нитки промок. Час я голосуя протопал в сторону деревни, в которую должен был поехать. Поняв, что мне в этот день доехать не суждено, вернулся. Свободного номера в гостинице не было, волей-неволей довольствовался гостевой комнатой в пабе – скромно, грубо и грязно, но радушно: «Да, конечно, ночуй! На тебе Гиннес, пей! – Назавтра меня настоятельно звали на торжественный обед, но я удрал».

– Продолжение следует –