Подмигивание Вселенной

Разговор с Альгисом Мицкунасом плодотворен, только если предоставить ему полную свободу. Интервьюеры и модераторы то и дело совершают роковую ошибку, обращаясь к этому бодрому старцу за коротким комментарием. Чаще всего они получают взамен пламенную получасовую лекцию о предмете, который в данный момент больше всего интересует профессора. Важно отметить, что Мицкунас всегда знает, как увлечь аудиторию. Театральность – его конек; одно и то же рассуждение может прозвучать из его уст хоть десять раз, потому что он будет подавать его в разных эмоциональных ключах, а в доказательство приведет бессчетные примеры и занимательные истории.

Мицкунас родился в 1933 году в литовском местечке Куркляй, война вынудила его пересечь Атлантику. Молодой человек нашел прибежище в США, записался добровольцем на корейскую войну и получил ранение на поле боя. Власти США предоставили ему гражданство, и Мицкунас стал учиться: сначала получил степень инженера, а потом принялся за философию. Прошли десятилетия. Сейчас этот почетный профессор университета Огайо называет своим главным учителем Сократа. Учителем и в своем роде отцом – раз уж сам Мицкунас зовет своих протеже «детьми», а их студентов – «внуками».

С широтой научных интересов Мицкунаса сопоставима разве что широта общественных связей, созданных благодаря этим детям. Десятки лет преподавания на самых разных академических уровнях не прошли даром: Мицкунас может обнаружить своих подопечных в правительствах Гватемалы или Объединенных Арабских Эмиратов с той же легкостью, с какой всегда готов прочитать блестящую лекцию по теории медиа, политической философии, герменевтике или феноменологии. В Литве, куда он в обязательном порядке ездит дважды в год, люди записываются на лекции знаменитого мыслителя-эмигранта еще до того, как организаторы успевают объявить тему. Как заметил другой литовский философ, Арунас Свердиолас, многие друзья и знакомые Мицкунаса не читали ни одной его строчки. Профессор вступает в общение с огромной теплотой и страстью, это так, но и пишет он глубоко и вдумчиво. За игривыми названиями вроде Summa Erotica или «Космическая страсть» скрываются изощренные и тщательно продуманные системы мысли.

Феноменолог Альгис Мицкунас – личность исключительная. Дзен-буддист в ковбойской шляпе, раб собственного любопытства, человек, чей ум всегда прикован к божественному, он, тем не менее, остается солдатом и всегда готов первым броситься с головой в самую гущу надвигающегося тайфуна.

Игнас Сташкявичюс

За ваше здоровье! Как это будет по-японски?

Канпай!

Канпай!

Это значит «за нашу смерть». Мы сражаемся за нашу смерть.

Правда?

Японские воины-самураи кричат: «Канпааай!» Так что вас интересует?

Многое, но давайте начнем с канпай.

Давайте.

Вы до сих пор считаете себя воином?

Философы умирают ради поиска истины. Сократ был воином смиренным и кротким, но и он решил: если вы не даете мне философствовать, то лучше я умру, чем буду жить просто так. И принял смертный приговор. Видите ли, философы – как и сама философия – не принимают ничего на веру. Если есть утверждение, его нужно попытаться оспорить. Не важно, откуда это утверждение исходит, с небес ли, из ада ли – или от высочайшей из властей. Как сказал бы Сократ, интересную вещь вы сказали, давайте обсудим, посмотрим, куда она нас приведет.

Вы философ?

Да. Философы же не создают философию – они продолжают думать, пытаются выйти за пределы, даже за пределы самих себя. Если вы мне скажете, что обладаете истиной, я отвечу: «Простите, но мы только что покинули поле философии». Сделав такое заявление, вы превратились в шамана, откуда-то свысока возвещающего истину. Мы же все время в поиске, и всегда обнаруживается, что можно сказать что-то еще и обнаружить что-то новое. Мир довольно богат. Мир… Знаете, в какой-то момент ты что-то обнаруживаешь – и открывается какая-то новая галактика. Другой вопрос – как далеко эти галактики простираются, откуда они берут начало, есть ли вообще какое-то начало и не ошибается ли наука.

Простите, я так быстро не могу. Давайте продвигаться шаг за шагом и чуть медленнее. Что для вас лично значит быть философом?

Это призвание, самоотдача и радость от самой возможности мыслить, ставить вопросы, вступать в диалог или быть одним из голосов в полилоге о чем угодно и обо всем. Причем ставить под вопрос даже те истины, которые ты сам всегда провозглашал бесспорными. То, что я сегодня пишу как философ, завтра начнет вызывать у меня вопросы. Более того – я буду смеяться над самим собой и удивляться, каким я был тупым.

Ради чего вся эта деятельность?

Ради самой себя.

Никаких внешних целей она не преследует?

Нет. Философия ничему не служит. Аналитическая философия утверждает, что обслуживает науку. Теология говорит, что обслуживает Библию. А философия никого не обслуживает. Мы на самом деле даже не знаем, что такое философия. По этому поводу нет никакого согласия, и это хорошо, потому что если бы согласие было достигнуто, всякая философия тут же прекратилась бы.

Вы считаете, что нет даже согласия по поводу того, что такое философия?

Никакого. То, что разные школы спорят между собой по этому вопросу, значит, что у них есть мужество заниматься философией. Какие-то из этих школ – неопозитивизм, например, или аналитическая философия – утверждают, что философия у них уже есть, их собственная, единственно верная философия. То есть у них есть ответы на все вопросы. Но тогда ведь больше нечем заниматься. Помните, Шопенгауэр говорил: если у тебя есть религия, зачем тебе философия? Ты уже знаешь истину.

Значит ли это, что у вас религии нет?

Я люблю всех богинь. (Смеется.)

Особенно богинь?

Да, особенно богинь. Они чудесные. Невероятно могущественные – гораздо более могущественные, чем боги. И крайне жестокие, очень эротичные, страстные, а мы должны помнить, что философия родилась из эроса – из любовной устремленности к мудрости. Если у тебя нет этой страсти к поиску, к поиску ради него самого, лучше тебе сразу податься в теологи. И потом, на каком-то уровне философия родилась от мудрейшей женщины в человеческой истории, от Афины.

В каком смысле философия родилась от Афины?

Посмотрите на греческие трагедии – Агамемнон и Клитемнестра, Троянская война. Агамемнон идет на войну, но ветра нет, корабли стоят, и он приносит в жертву богам собственную дочь. Тогда мать этой дочери говорит: «Этот человек принес в жертву мою дочь! Когда он вернется, я с ним расправлюсь». Что она и делает. Тогда Аполлон требует, чтобы Орест, сын Агамемнона, убил собственную мать. Трагедия! Аполлон требует отмщения, богини-матери тоже требуют отмщения. И Афина говорит: «Знаете что, мы, боги и богини, не можем разрешить вашу проблему. Аполлон требует одного – фурии требуют другого». Она говорит, по сути, что мы, конечно, боги и богини, всеведущие и всемогущие, но сделать для вас ничего не можем. Мы предоставим вас самим себе, вам же следует учредить суд, найти среди вас же (это были первые выборы в истории человечества) группу людей, которым, как вы считаете, можно доверять, и назначить их судьями. Если они допустят ошибку, ничего не поделаешь – человеку свойственно ошибаться. Мы, люди, близоруки, мы допускаем ошибки, но мы же и несем ответственность за эти ошибки, нам же и приходится их исправлять. При чем тут философия? Люди могут выдвигать самые невероятные теории, но люди могут оказаться неправы. Следовательно, у людей есть право и даже обязанность ставить под вопрос любую истину.

Красивая история, но при чем тут философия?

Философия здесь фигурирует как принцип: мы, будучи людьми, можем предлагать любые объяснения, но мы должны отдавать себе отчет, что эти объяснения могут оказаться ошибочными. Следовательно, другие имеют право и даже обязанность оспаривать эти объяснения. Из этого возникает публичный диалог, как на суде Афины, результатом которого был приговор сыну Агамемнона, Оресту. Это рождение диалогического мира, в котором мы публично, на агоре, решаем, насколько тому или иному заявлению можно верить. А это само по себе уже площадка для философии, на этой площадке и выступил впоследствии Сократ. А дальше вспомните, что когда Афина основала свой город, Афины, она сказала гражданам: «По всему вашему городу вы расставите подобия богов и богинь – но не для того, чтобы им поклоняться, а чтобы они вам напоминали: если вы откажетесь жить своим близоруким и несовершенным умом и станете звать на помощь богов, вас ждет трагедия». На Ближнем Востоке один бог говорит одно, другой – другое, и они продолжают убивать друг друга, а ведь могли бы сказать: «Хорошо, мы люди, мы делаем ошибки, давайте сядем вместе и вступим в диалог, придем к соглашению – не навсегда, конечно, навсегда договориться не получится, потому что вечная истина нам недоступна. Но если наше соглашение окажется неприемлемым, мы продолжим дебаты – это лучше, чем настаивать: “Мой бог этого требует, поэтому я обязан тебя убить”».