Техно как оно есть

Я уже бывала здесь, у гигантской электростанции в районе Фридрихсхайн, сразу за Шпрее в бывшем Восточном Берлине, совсем недалеко от того места, где некогда стояла Берлинская стена. В прошлые мои посещения мы толкались в очереди с друзьями; в первый раз, мягкой субботней ночью, пришлось простоять три часа – как выяснилось, как раз в тот день клуб отмечал день рождения. Внутрь я попала уже с восходом солнца. Второй раз, глубокой зимой, мы простояли сорок минут на пробирающем до костей морозе в –11. Сегодня я пришла сюда уже как местная – одна, в воскресенье, в апреле.

Пришла я сюда не ради наркотиков и не чтобы напиться, случайных связей я, собственно, тоже не ищу; на самом деле, если там внутри кто-нибудь на танцполе придвинется ко мне слишком близко, я, скорее всего, отодвинусь. Я, сорокапятилетняя женщина, пришла сюда, чтобы побыть одной в окружении техно-музыки, которая проигрывается на одной из лучших в мире звуковых систем, – чем громче и жестче, тем лучше.

Впереди высится здание клуба – монолитный бетон и сталь, нижние этажи покрыты граффити. Уже почти три, у входа очередь минут на тридцать. В основном мужчины: разношерстная группа преисполненных надежд туристов, которых в итоге не пускают; два бородача, которые явно провели бурную ночь в одной постели. Недавний секс безошибочно читается в том, как они касаются друг друга и пританцовывают в такт приглушенному ритму, который становится все отчетливее по мере того, как мы приближаемся к двери. Когда до нее остается несколько метров, все разговоры смолкают. Теперь нас могут услышать вышибалы, а на сайтах, где раздают инструкции о том, как попасть вовнутрь, пишут, что лучше не привлекать к себе внимания: особо голосистых отправляют восвояси.

Вокруг того, как попасть вовнутрь, сложилась уже целая мифология, особенно в среде менеджеров до тридцати и любопытствующих туристов. Однажды я видела, с каким раздражением спорила с завернувшим их вышибалой пара, как будто только что сошедшая с обложки Vogue или с частной яхты (хотя обложку Vogue могли снимать и на яхте) – ядерный загар, белые парусиновые костюмы, ослепительные зубы, дорогущие золотые украшения – явно дети каких-то сверхбогачей.

Это не клуб для красавцев, хотя внутри красивых людей предостаточно. Это место зародилось внутри восточногерманского квир-панка, и облаченная в свою денежную броню парочка просто не сообразила, что фейсконтроль здесь существует именно для того, чтобы не пускать таких, как они. Чтобы клуб не колонизировали туристы и менеджеры, чтобы он не превратился в очередное воплощение идеи о красивой жизни – как «Будда-бар», Nobu, многочисленные террасы на Ибице или любое другое место модных тусовок, где в атмосфере царит сразу и торжественность поминок, и неловкость школьной дискотеки и где все разглядывают друг друга с таким упорством, что к концу вечеринки с лиц от напряжения начинает слезать кожа.

В названии сочетаются два берлинских района, ранее разделенных стеной, – Кройцберг и Фридрихсхайн. Сам клуб обустроили в здании старой электростанции, по величине сравнимом с Турбинным залом Тейт Модерн. Свен Марквардт, главный вышибала клуба, прославившийся тем, что однажды не пустил туда Бритни Спирс, говорит, что рад людям, по которым сразу видно, что они умеют зажечь. Я видела его на входе лишь однажды: в золотых солнечных очках, как у Элвиса, все лицо в пирсинге и татуировках; невозмутимый повелитель очереди, капитан Курц нашего времени.

Стоя снаружи и вглядываясь в пространство, время от времени приоткрывающееся за дверью, я начинаю испытывать непреодолимое желание оказаться там. Переживание напоминает мне арт-инсталляцию, на которую я однажды наткнулась где-то посреди поля в Норидже. Лачуга из серого гофрированного металла, изнутри которой доносился какой-то очень громкий, до хруста и скрипа, хип-хоп. Совершенно непреднамеренно я двинулась в направлении этой лачуги. Только обойдя всю структуру дважды, я поняла, что двери просто нет – очевидно, так и было задумано.

Нечто похожее переживаешь, стоя в очереди в «Бергхайн», – чувствуешь себя частью массового перформанса, воссоздающего, по мысли художника, чистилище. Кому-то достаточно лишь постоять в очереди, даже если это значит, что они предстали перед судом лишь затем, чтобы их завернули.

До входа остается совсем немного, мне уже хорошо видны лица вышибал. Вот они отправляют восвояси группу молодых берлинцев, пытавшихся пролезть без очереди, и одинокую девушку из Глазго – волосы цвета ананаса, одежда из вареной джинсовки, – она сказала мне, что прочитала об этом клубе в журнале. На мне черная толстовка с капюшоном и джинсы, никакого гламура, ничего особенного. После жутковатой подзатянувшейся паузы наступает моя очередь.

Я смотрю на вышибалу, стараясь подавить внезапно охватившую меня зевоту.

Он улыбается. «Сколько раз вы уже здесь были?» – спрашивает он по-английски.