Ваше здоровье!

«Пьянство в конце концов его и доконало, лишив остроумия, обаяния, и здоровья», – напишет во введении к книге о нашем герое «Ежедневное питие. Дистиллят Кингсли» знакомый Эмиса, американский журналист и писатель английского происхождения Кристофер Хитченс. «Не все способны следовать собственным советам хотя бы иногда, а уж тем более постоянно. Но не тревожьтесь, друзья, эта книга дает вдохновляющие и разумные советы, и они не собьют вас с истинного пути. Уинстон Черчилль однажды похвастался, что, если бы жизнь была рулеткой, то «под градусом» он бы выиграл больше, чем проиграл, и, похоже, он был прав. Здесь вам встретится еще один человек, который умудрился не только извлечь из пьянства пользу для себя, но и поделиться ею с другими». В небольшом томике, вышедшем в 2008 году, переизданы три книги Кингсли Эмиса, посвященные тому, как правильно пить, и ставшие уже библиографической редкостью – «Основы пития» (On Drink, 1972), «Питие каждый день» (Every Day Drinking, 1983, название в сборнике не совпадает с первым изданием) и «Вам добавить?» (How’s Your Glass?,1984). Их содержание отражает основной принцип, установленный Эмисом: «Общественная польза от пьянства намного важнее личных неприятностей».

«Есть признак, по которому вы безошибочно сможете распознать истинного знатока предмета – он читает все, что посвящено выпивке, все, что попадается под руку, от серьезных книг до рецептиков, которые производители любят вешать на горлышки бутылок», – пишет Эмис в книге «Основы пития». «Любознательность приносит мало кому известные и очень полезные сведения. Уж и не припомню, где я однажды прочитал, что лимон надо на несколько минут положить в теплую воду, чтобы выжать из него больше сока. Не стоит брать лимон с тарелки для фруктов, или даже из холодильника. Это истинная правда! Именно так я и поступаю каждый раз, когда смешиваю «Кровавую Мэри» – то есть, когда у меня хватает времени и терпения». Эмис ощущал острую необходимость не только читать о том, как пить и что пить, но и писать об этом. Основывался он главным образом на собственном опыте, достаточно глубоком для того, чтобы в своих мемуарах без излишней скромности заявить: «Меня считают одним из выдающихся пьяниц нашего времени, если не самым великим».

Хотя значение алкоголя в биографии Эмиса действительно велико, и с годами оно становилось все больше и больше, все же пьянство – не единственная причина, по которой его помнят. Изредка отрываясь от этого почтенного занятия, он ухитрился написать десятка два романов, уйму стихов, немало литературно-критических статей и радиопьес, и еще преподавал в университете. Студентом в Оксфорде Эмис недолго состоял в коммунистической партии Великобритании, но после вторжения советских войск в Венгрию в 1956 году резко поменял свои политические взгляды. Позднее он стал консервативным тэтчеристом и, как говорят, также советником Маргарет Тэтчер по культуре. Первым достижением Эмиса на писательском поприще стал вышедший в 1954 году роман «Счастливчик Джим», который считается классикой английского юмора и «университетского романа». За этот роман Эмис получил премию Сомерсета Моэма и вскоре был причислен к «рассерженным молодым людям», это удобное в употреблении клише было создано журналистами для характеристики писателей одного поколения. Главным образом, подразумевалась «активная», порой даже «радикально-анархическая» позиция в описании английского общества. С этого момента за Эмисом закрепилась слава сатирика и юмориста. При желании комическими можно считать и три его книжки, посвященные пьянству; смешного там действительно немало. Чаще всего это, конечно, «английский юмор», язвительное наблюдение за человеческими, а стало быть, и своими странностями. Непосредственным наследником чувства юмора Кингсли стал его сын, Мартин Эмис[1. Мартин Эмис (Martin Amis, 1949) – кроме книг известен «фашистскими» высказываниями в английской прессе. Например: «Надо заставить мусульман страдать до тех пор, пока они сами у себя дома не наведут порядок».]. Он и поныне активно работает, зачастую привлекая внимание английской желтой прессы; порой непонятно, где заканчивается хорошая наследственность и начинается не столь похвальное стремление подражать отцу. В книге мемуаров «Опыты» Мартин пишет о Кингсли: «Он не мог позволить себе пить столько, сколько хотелось бы, вплоть до выхода романа «Счастливчик Джим» в 1954 году. Затем он стал пить меньше, чем мог себе позволить, но больше, чем хотелось бы – или больше, чем ему хотелось бы хотеть. [...] Угрожающими спутниками алкоголя были обжорство и невоздержанность. «В каждом толстяке, – писал Сирил Коннолли[2. Сирил Коннолли (Cyril Connolly, 1903–1974) – английский литературный критик и писатель.], «спрятан худой человек, который отчаянно хочет выбраться наружу». В книге «Один толстый англичанин» Кингсли высказался об этом намного правдивее и остроумнее: «На каждого толстяка найдется другой, еще более толстый, который горит желанием похудеть» (перевод В. Минушина). Пока Кингсли еще не мог пить столько, сколько захочется, он методом проб и ошибок, а также теоретическими расчетами пришел к «оптимальному соотношению цены алкоголя и его воздействия», что привело к открытию той поры – «три ячменных пива, пинта сидра и маленький виски сулили наибольшую отдачу за наименьшую сумму денег».

В 1948 году Кингсли женился, и после выхода «Счастливчика Джима» перешел в разряд «отцов семейства». Семья Эмисов жила не по средствам и увязала в долгах, однако это обстоятельство никоим образом не могло повлиять на желание Кингсли каждую неделю устраивать вечеринки и беседы под выпивку, или «симпозиумы», как их называл Мартин: «Кингсли это просто обожал. Другим его развлечением были адюльтеры, особенно, когда его годы уже клонились к закату. (Однажды отец с матерью пошли на ужин к его замужней любовнице. Там был еще один женатый мужчина, и в тот же вечер Кингсли сошелся с его женой)». В предчувствии «симпозиума» Кингсли в восторге потирал руки, казалось, что он вот-вот высечет из них искру. Ссоры, анекдоты (но не сплетни), пародии, нескончаемые рассказы, цитаты, стихи... Да-да, стихи! Когда мы порой вдвоем сидели до поздней ночи, я удивлялся про себя: «Черт побери, да он знает наизусть всю английскую поэзию!»

Кроме регулярных выпивок на «симпозиумах» либо просто в одиночку – с возрастом он приобрел не самую дешевую привычку около полуночи почать бутылку шотландского виски, которая на следующий день уже была пуста – семье приходилось мириться и с другими странностями Кингсли, например, с ночными кошмарами. С раннего детства его по ночам изнуряли приступы страха и паники; проснувшись, он не мог понять, где находится, и кричал, пока постепенно не приходил в себя. Он сам писал, что это началось в возрасте восьми или десяти лет, из-за «лингвистического недоразумения» – он неправильно ответил на поставленный родителями вопрос. Когда они уходили в гости и спросили Кингсли, не хочет ли он остаться с няней, он сказал: «Нет». В одиночку проведенная ночь наложила отпечаток на всю его жизнь – Кингсли боялся оставаться в темноте, оставаться один в запертом помещении, он боялся лифтов и метро, он боялся путешествий. Всевозможные страхи, а, главное, страх потерять себя, «не ощущать абсолютно, что ты настоящий», с годами множились, а пьянство их усугубляло.

Еще при жизни Кингсли Эмис заработал немало нелестных определений: его называли женоненавистником, расистом, антисемитом, реакционером правого крыла, паскудником и вообще гадким типом. За столом он мог, например, рассуждать о том, что «негры губят Африку» и с интересом наблюдать, какое впечатление его слова произвели на Джулиана Барнса и его жену Пэт Кавана[3. Джулиан Барнс (Julian Barnes, 1946) – английский писатель. Пэт Кавана (Pat Kavanagh) – литературный агент, жена Барнса; долгое время была также агентом Мартина Эмиса. Полагают, что уход Эмиса к американскому агенту Эндрю Уайли положил конец дружбе Мартина Эмиса и Барнса.], зная о том, что Кавана родилась в Южной Африке и осуждает режим апартеида (Барнс и Кавана встали и ушли). При встрече с советскими писателями на вопрос Евгения Евтушенко, действительно ли Эмис не верит в Бога, Кингсли ответил: «Более того – я его ненавижу!» Однако такие выходки, скорее всего, были связаны не с политическими или какими-либо другими взглядами Кингсли, а его стремлением во что бы то ни стало побороть скуку (среди друзей он слыл «противником скуки») и каким-то ребячливым духом экспериментатора, которые ярко проявлялись в его страсти к приготовлению коктейлей.

Когда доходы от писательства Кингсли стали более-менее регулярными, на кухне, вспоминает Мартин, все время грели или остужали стаканы, разливали жидкости по чайной ложечке, выжимали сок из огурцов и листьев мяты, натирали апельсиновую цедру и украшали солью края стаканов, перемешивали, встряхивали или что-то процеживали через ситечко. «Только тогда я и видел, как отец возился на кухне», – пишет Мартин. Кухня была тем местом, где Кингсли полностью оправдывал приписываемый ему консерватизм – он считал, что в обязанность мужчины по дому входит смешивание коктейлей, беседы с гостями, ну и, может быть, разжигание камина, а с остальным должна справляться женщина. Этим обязанности женщин в мире Кингсли не ограничиваются – им ни в коем случае нельзя быть скучными. Женщина могла мгновенно утратить всякую привлекательность в его глазах, если он слышал от нее пошлость или корявую фразу. Существует легенда, по которой однажды Кингсли из-за этого среди ночи выскочил из кровати, оделся и ушел, это был первый и последний момент близости между ним и женщиной, имя которой не сохранилось.

Своеобразно консервативными, или «английскими» были вкусы и соображения Кингсли относительно выпивки. Себя он характеризовал как «любителя пива и крепких алкогольных напитков», добавляя при этом, что пивом достойны называться лишь определенные, «порядочные» сорта, а не любое промышленное пойло. К вину у него было осмотрительное отношение, и это еще мягко сказано. Его возмущало соотношение вкуса, качества и цены на вино, к тому же с ним вечно связаны субъективные мнения и прихоти «истинных знатоков». Кингсли писал, что о вине можно утверждать наверняка лишь то, что оно бывает красным или белым, сухим или сладким, но следует остерегаться людей, которые говорят, что чувствуют запах стойла или ягодный вкус; над ними стоит поиздеваться при первой же возможности. Его практические советы по употреблению вин ограничиваются теорией о том, что в похмелье плохое белое вино намного безобиднее плохого красного вина. Незнания вин Эмис не скрывал, и объяснял это своим происхождением – его отец, клерк на горчичной фабрике, был небогат, поэтому вина в доме появлялись редко. Так он и пришел к выводу, что «хлопоты по приготовлению сухого мартини гарантируют, что получится хороший сухой мартини, а вот прорва хлопот с вином не гарантирует абсолютно ничего».[4. Кингсли Эмиса, вероятно, порадовало бы известие о недавно проведенных в Стэнфордском университете исследованиях деятельности мозга, в ходе которых было установлено, что оценка вкуса вина в большой степени зависит от представления о его ценности (а, может быть – цене).]Кингсли считал, что при его жизни культура английского паба переживает безнадежный упадок.Признаки этого он видел в звучащей повсюду и мешающей разговаривать популярной «музыке», в сомнительной затее предлагать в пабах еду, не говоря уже о стремлении превратить пабы из чисто мужской территории в еще одно заведение, где можно встретить женщин, и даже детей. Современные коктейли, такие, как Pina Colada, по мнению Кингсли, годятся только для женщин, коэффициент интеллекта которых не выше 95; ну а светлое пиво с ломтиком лайма недвусмысленно указывает на то, что любителя такого напитка уже и человеком-то назвать нельзя. Чтобы при выборе напитка быть мало-мальски уверенным в его вкусе и не утратить самоуважения, надо принимать лишь те напитки, которые соответствуют определенному климату и местным блюдам. Нет смысла подавать итальянское вино под жареную рыбу с картошкой, или сытный английский завтрак сопровождать шампанским. Сформулировав этот закон, Кингсли, исходя из своего опыта и вкуса, приводит и ряд исключений, например, он советует попробовать устриц с пивом Гиннес. Напиток, который Кингсли взял бы с собой на необитаемый остров – это шотландский, и только шотландский односолодовый (single malt)виски; именно этот напиток лучше всего сочетается с любым блюдом – Кингсли рекомендует виски, разбавленный водой (без льда!) как к рыбе, так и к шоколадному десерту.

Своих близких он уверял, что проводимые на кухне эксперименты с различными смесями напитков – подготовка к очередной «колонке виночерпия» в газетах The Daily Telegraph или Daily Express. Мартин подвергает это сомнению, считая, что в действительности связь между выпивкой и писательством шла в обратном направлении – Кингсли писал о спиртном только для того, чтобы вычленить, сохранить – если угодно, дистиллировать – то, чему он посвящал долгие часы своей жизни.

«Основы пития» вышли небольшим томиком в твердой обложке, на которой запечатлен сам автор с призывно поднятым бокалом в руке. Цена книжки составляла 1 фунт – приблизительно столько, сколько в то время в Англии стоила бутылка мало-мальски приемлемого вина; о винах, которые стоили больше 2,5 фунтов, Эмис говорил, как о дорогих. «Основы пития» покупали хорошо; вероятнее всего, читателями книги стали завсегдатаи колонки Эмиса в газете, в основном мужчины, которым хотелось закрепить или углубить знания, полученные ранее. «Основы пития» вскоре стали «туалетной классикой». Эту книжку частенько хранили и читали, сидя в туалете – по результатам недавно проведенного в Великобритании опроса покупателей книг, именно там встречается особый вид читателей и особая литература. Из трех посвященных выпивке книг Кингсли Эмиса «Основы пития» более остальных можно приравнять к «серьезному», предназначенному для практического применения жанру справочника. «... изготовление хорошего напитка, или чего-то столь же ценного, будь то стихотворение или автомобиль, требует денег и труда. (Если хотите знать, стоящее стихотворение поэту и правда стоит дорого в том смысле, что он получил бы намного больше, занимаясь другим делом). Далее я обязуюсь держать в голове и то, и другое, и показать, как избежать трудностей и затрат, не вступая в конфликт с законом», – сообщил Эмис во введении к этой книге. Но, ознакомившись с рецептами коктейлей «от Эмиса» или прочитав главу «Советы скупердяя», вскоре осознаешь, что действенность этих советов обратно пропорциональна чувству юмора читателя. «Кровавая Мэри» без соуса Tabasco, зато с кетчупом, дрянное красное вино, разбавленное лимонадом, коктейль из пива Гиннес с джином, а также смесь имбирного пива с виски как наилучшее средство от похмелья – все эти напитки можно попробовать один раз в жизни из любопытства, но вряд ли их захочется отведать еще раз.

«Выдающийся пьяница нашего времени» основал свою собственную науку о том, как и что пить, смешав эксцентрические остроты выпивох с описанием своего незавидного состояния: «Научные теории о природе и действии алкоголя полны глупостей. Например, утверждают, что напиток не согревает, а лишь дает ощущение тепла – ясно? Или: алкоголь – это не стимулятор, а депрессант, то есть он подавляет стыдливость и критическое отношение к себе и вынуждает вас поступать так, как будто вы находитесь под влиянием стимулятора – замечательно, не правда ли? Так называемые ученые выяснили, что на самом деле от алкоголя не толстеют, он всего лишь ускоряет процессы, в результате которых вы становитесь толще!»

Особая роль в науке Эмиса отводится похмелью и борьбе с ним, и в этой области он предлагает всевозможные рецепты подозрительного свойства и дает трудно реализуемые советы. Однако созданная им классификация физического и метафизического похмелья, а также рекомендуемый для борьбы с последним список литературных и музыкальных произведений – хоть он и неполный, в нем не упомянуты ни Вагнер, ни Гегель – может стать подспорьем каждому основательно принявшему на грудь, кто утром уже худо-бедно преодолел физическое недомогание, но все еще страдает от подавленности, мрачных мыслей или опасения заработать опухоль мозга. Для борьбы с интеллектуальным похмельем Эмис советует почитать «Потерянный рай» Джона Мильтона, глава XII от строки 606 до самого конца, особое внимание уделив строкам 624–626 (Изгнание Адама и Евы из рая)[5. Не совсем понятно, почему Эмис обратил внимание именно на эти строчки:
      «Так молвила Праматерь. Ей супруг
      Внимал с восторгом, но безмолвно, ибо
      Стоял вблизи Архангел, и с холма
      Спускался, направляясь на посты,
      Строй Херувимов блещущих, горя
       Подобно метеорам...» (перевод Аркадия Штейнберга).]. Против английского похмелья якобы пригодится «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына. Приободренный такой литературой, больной может расслабиться за чтением какого-нибудь триллера – что-нибудь из Яна Флеминга, а еще лучше – Сесила Скотта Форестера[6. Ян Флеминг (Ian Fleming, 1908–1964) – английский писатель,автор романов о Джеймсе Бонде. Сесил Скотт Форестер (Cecil Scott Forester, 1899–1966), английский автор историко-приключенческих романов и голливудских сценариев.]. И лишь затем приступить к комическим сюжетам, с оговоркой, что черный юмор предпочтительнее – что-нибудь из П.Г. Вудхауза или Энтони Пауэлла[7. Энтони Пауэлл (Anthony Powell, 1905–2000) – автор 12-томного романа «Танцуя под музыку времени», коллективного портрета поколения, формировавшегося в годы Первой мировой войны и перенесшего тяготы Второй. Начинал как сатирик.] (но ни в коем случае не Ивлина Во!). Слушать рекомендуется Шестую («Патетическую») симфонию Чайковского или «Туонельского лебедя» Сибелиуса, хотя еще эффективнее музыка этого же композитора к пьесе Метерлинка «Пелеас и Мелисанда» («не путать с оперой Дебюсси под таким же названием»). Если сможете выдержать пение, рекомендуется Рапсодия для альта Брамса– «не для саксофона, балда! – для альта, мужского хора и оркестра». Эмис особо советовал вслушаться в слова неважнецкого, между нами говоря, стихотворения Гете «Зимнее путешествие на Гарц», которые ему кажутся слегка завуалированным описанием похмелья:

«Но кто там один?
Исчезает в чащобе тропа,
И сплетается поросль
У него за спиной,
Подымаются травы,
Глушь поглощает его».[8. Перевод Е. Витковского.]

Из современной музыки сгодится только джаз, и только Майлз Дэвис. Но надо проследить, чтобы в записи не участвовал Джон Колтрейн со своей «так называемой игрой». Право же, вряд ли стоит воспринимать эти – да и другие – советы Эмиса всерьез; но против похмелья хорошо поможет само чтение книги, и это станет действительно практическим применением «Основ пития».

Найти подобное применение для вышедших позднее книг «Питье каждый день» и «Вам добавить?» будет намного труднее. Книга «Питье каждый день» составлена из газетных статей Эмиса и содержит все присущие такого рода изданиям недостатки – фрагментарность публикуемых текстов, повторения и привкус халтурности. Заглушая все остальные ароматы, во всей полноте они расцветают в третьей книге – «Вам добавить?» Это сборник текстов, посвященных напиткам и их употреблению. Многие вопросы кажутся безнадежно устаревшими, другие настолько сложны, что способны поставить в тупик опытного бармена, а часть их просто скучна, например:

«Что такое:

(a) Chambйry,

(b) Chambйryzette?»

Единственная польза от этой книги – ею можно развлечь друзей за рюмкой. С другой стороны, это значит, что друзья у вас настолько унылые, что с ними невозможно поговорить о чем-то стоящем – тогда непонятно, зачем вообще иметь таких друзей и, тем более, с ними пить.

Несомненно, Кингсли Эмис был не просто пьяницей, он был алкоголиком. Перефразируя Толстого, об алкоголиках можно сказать, что все они несчастливы одинаково, но мотивы для пьянства у них разные. Мартин попытался установить связь между занятием литературой и пьянством– пьянством вообще и своего отца в частности: «Пьянство: нет сомнений в том, что целью всегда было именно оно. Конечно, итог тоже важен, но лучшее – это сам процесс. Кингсли часто и ярко описывал момент, когда выпивка переходит в опьянение, безусловно, он – настоящий король опьянения. Следует признать, что ему всегда просто хотелось напиться, и, когда он «переходил черту», то обходился без пошлых сантиментов. Не распуская сопли, он признавал, что целью его была выпивка, а если не удавалось в таком состоянии удержаться, то и опьянение. [...] Так зачем же все это? Зачем он хотел доводить себя до такого состояния? Жизнь писателя состоит из сомнений и амбиций – и амбиции в данном случае очень трудно отделить от сомнений; это часть вашего стремления применить свои способности на деле. Некоторые из нас хотят вырваться из этого, если есть возможность. В предисловии к «Воспоминаниям» Кингсли говорит: «Я написал о себе уже томов двадцать, большинство из которых называется романами». Эти романы – «определенно не автобиографии, но в то же время они неизбежно дают понять, каков я на самом деле». Энтони Пауэлл однажды сказал мне: «Не знаю, правда ли, что in vino veritas, но я полностью уверен – in scribendo veritas». И это еще одна сторона взаимоотношений писательства и алкоголя: сознание здесь отступает, а на первый план выходит бессознательное. Но и тому, и другому необходим отдых. И существует лишь одно старое как мир препятствие: старость и единственно возможный выход, которым старость всегда заканчивается.»

Желание Мартина отделить писателей от остальных пьяниц, наверное, связано как с романтическим представлением о том, что «все писатели пьют» (а когда пьют – только то и делают, что пишут), так и с тем фактом, что сам он – как минимум, тоже писатель. Алкоголизм – занятие, отнимающее чрезвычайно много времени. Если можно говорить о положительном воздействии его не только на литературную, но и на любую другую «творческую» работу, то пьянство помогает лишь тем, что заполняет много времени, оставляя собственно на труд именно такую малость, что деваться некуда ни от установленных заказчиком сроков, ни от своих назойливых замыслов– один черт. Случаи, когда удается одновременно работать и пить, то есть работать, будучи навеселе – скорее исторические исключения. Опять же, во время краткого рабочего периода нужно сосредоточиться, а это очень утомительно, и, как только работа завершена, встает закономерный вопрос, чем занять оставшееся время. Вот как появилось представление о «пьющих писателях (или художниках)» – у так называемых «творческих людей» все их свободное время уходит на то, чтобы заставить себя сделать хоть что-нибудь полезное. Для других профессий – представьте себе работающего по методу Кингсли Эмиса зубного врача или бухгалтера – такой уровень алкоголизма означал бы увольнение с работы, психбольницу и жизнь в канаве.

Кингсли осознавал, что правильный режим помогает привести в равновесие редкие моменты сосредоточенности и свободное от работы (но не от пьянства) время. Он не притрагивался к выпивке до полудня, а до того времени работал, и писал как минимум 500 слов ежедневно. Так Кингсли удалось совместить вдохновение и отдохновение, двигаясь по наклонной плоскости; он наблюдал это со стороны, в минуты просветления стараясь облечь смыслом свое существование и подобрать слова, которые многим и до сих пор кажутся значительными. Однако наиболее кратко, и, возможно, наиболее точно рассказал о том, во что превратилась жизнь Кингсли, его сын Мартин. Вот как он вспоминает их возвращение домой после совместного ужина: «… Он не просто споткнулся и не упал, нет, это было чрезвычайно сложным маневром. Сначала из него словно начали выпускать воздух, что меня серьезно встревожило. Мне показалось, что когда Кингсли полностью сдуется, то распластается на проезжей части по обе стороны островка безопасности, прямо под проезжающими мимо грузовыми и легковыми машинами и покряхтывающими автобусами. Я схватил его и потащил… Он напоминал большой опасно накренившийся корабль – непонятно было, выправится он или все же утонет. Затем появилось ощущение, что он полностью утратил физическую оболочку и сейчас совсем растает. Я обхватил его, тем временем подыскивая место, где бы он мог приземлиться, но казалось, что земля опрокидывается, ускользает, и точку приземления ищет каждая частица его тела в отдельности, как какой-то оползень.

В конце концов я дотащил его до дома. К этому времени ему удалось восстановить равновесие и почти держаться на ногах; я медленно волок его, подставив плечо. Все это происшествие от начала и до конца было как минимум на три процента комичным. Даже в тот момент, когда его лицо касалось моих коленей, а его взгляд, напоминавший взгляд утопленника, как бы застыл во внезапном вопросе, все это время глаза его сияли от радостного возбуждения, с удивлением наблюдая происходящее – и свой собственный вес, и силу притяжения земли, и стремительный полет времени».

В 1990 году Кингсли Эмису за заслуги в литературе был пожалован титул рыцаря. Осенью 1995 года с ним случился удар. Сначала казалось, что Кингсли уже поправляется, но 22 октября в больнице он отошел в лучший мир. Ему было 73 года.