Перспектива быть живым

В далекие времена, когда я еще работал ночным сторожем, я устроил чаепитие с психологом, психотерапевтом и психиатром, в ходе которого попытался выяснить, как они понимают здоровье. К немалому своему удивлению, я обнаружил, что представления о здоровье у них куда более расплывчаты, неясны и противоречивы, чем понимание болезней и патологических состояний. Когда в 1948 году была основана Всемирная организация здравоохранения, она определила здоровье как состояние «совершенного физического, ментального и социального благополучия (well-being)». Это официально признанное определение с тех пор не менялось, хотя толку от него немного – в силу туманности понятия благополучия и непроясненности взаимосвязи между физическими и умственными процессами.

Одним из ключей к завораживающим успехам, которых западная медицина достигла за последние сто лет, является редукционизм – попытка низвести психофизиологические процессы до клеточного (а позднее – генного) уровня и сосредоточить внимание на анализе этого уровня. Но в том же редукционизме кроется и ограниченность этой медицинской традиции – ее неспособность увидеть психофизиологический организм как целое, которое не просто больше суммы своих частей, но представляет собой единую взаимосвязанную систему.

Камьяр Хедаят, врач иранского происхождения, практикующий в Чикаго, возглавляет американскую Ассоциацию эндобиогенной и интегративной медицины; кроме того, он основатель и руководитель Центра эндобиогенной медицины (www.fshcenter.com). Эндобиогения, если воспринимать это составное слово буквально, обращена к тому, что поддерживает внутреннюю жизненную силу тела. Этот новый системный подход к человеческому организму в 1970-х годах предложили и несколько десятилетий клинически тестировали французские врачи Кристиан Дюраффур и Жан-Клод Лапраз.

В отличие от многих других вариаций холистической медицины, эндобиогения не пытается игнорировать достижения западной науки. Опираясь на них, она стремится приблизиться к пониманию тела как целостности, которой управляет нейроэндокринная система. Эндобиогения практикует радикально иной подход к диагностике, предполагающий отказ от традиционной классификации болезней и выход к источникам проблемы на основе многостороннего анализа. Причины болезней обнаруживаются в неуравновешенности нейроэндокринной системы, а эндобиогенная терапия ставит своей задачей это равновесие восстановить. Камьяр Хедаят, человек, сразу же располагающий к себе, активно практикует и популяризирует этот подход в США и во всем мире. Он полагает, что эндобиогения сможет полностью раскрыть свой потенциал не раньше чем через 500 лет.

А. Р.

Как вы понимаете здоровье?

Для меня здоровье – это оптимальная степень динамизма в процессах, посредством которых мы получаем и передаем информацию. Получать и передавать информацию о том, что происходит вокруг нас, это уже здоровье. Важно, насколько слаженно идет этот процесс. Для меня жизнь – это совокупность процессов плюс эффективность и динамизм этих процессов, степень интеграции индивида с самим собой и его отношения с другими. Чем динамичнее этот поток, чем меньше затрат энергии он требует, тем здоровее человек. Поскольку это определение фрактально, оно относится как к физиологическим процессам, так и к эмоциональным и мыслительным – насколько хорошо они протекают.

Через нас?

Да. Потому что биологический организм получает какие-то вводные. После чего запускается целая серия процессов, в ходе которых происходит обработка информации и переработка энергии. Дальше идут процессы по распределению и хранению, процессы использования, появляются какие-то отходы, начинаются процессы выделения – но есть и какой-то выброс информации.

Который порой не отличить от вывода экскрементов.

Ну да, но мы не называем это экскрементами, потому что когда мы говорим об экскрементах, мы имеем в виду, что преодолевается некий физический барьер, тогда как чувство по отношению к кому-то, которое вы носите в своем сердце, это передача информации через сердце как электромагнитный орган. Поэтому выделениями это называть на самом деле нельзя; скорее, речь пойдет о передаче.

Я думал, что производство лажи (bullshit) можно считать формой избавления от экскрементов.

(Смеется.) Это да.

И некоторое время назад был еще такой учитель, человек из Назарета, говоривший, что исходящее из уст оскверняет человека.

В психоаналитической теории есть даже такой термин – словесный понос. Так что ваше понятие лажи определенно имеет смысл. Плюс сегодня, наверное, действительно слишком много говорят.

Но мне кажется, что такое определение применимо ко всем живым существам. Что здесь может быть специфически человеческого? Что отличает нас от всех прочих животных, растений и грибов?

Полнота жизни. Спектр эмоциональных и умственных способностей. Глубина и размах.

То есть разница лишь в степени?

Я бы сказал так.

Просто наша жизнь полнее, глубже, шире?

Более креативна.

И каковы самые основные, наиболее общие и распространенные препятствия этим процессам?

Сопротивление.

Сопротивление какого рода?

Сопротивление переменам. Все организмы ограничивают число имеющихся у них в распоряжении ответов. Если корове нужно перейти поле, она с большей вероятностью пойдет по уже протоптанной дорожке. Ей в жизни недостает креативности. Она могла бы протоптать свою тропинку.

Но ведь это еще и экономия ресурсов.

На самом деле, запрещая себе сойти с проторенной дороги, чтобы пройти на несколько метров правее или левее, ты экономишь не так много энергии. Это действительно нехватка креативности. Мы только что прoводили совместное с Институтом Па-стера в Париже исследование на крысах. Одну группу содержали в клетках, хорошо кормили, выносили на свет, берегли от стрессов. Другая группа тоже сидела в клетках, но каждый раз, когда они соприкасались с решеткой, чтобы добраться до еды, они получали электрический разряд. Мы брали кровь у крыс из обеих групп, а потом анализировали данные, прогоняя их через набор алгоритмов, которые мы разработали, чтобы попробовать разобраться в хитросплетениях сразу и человеческой физиологии, и психологии на всех уровнях функционирования. Вывод, к которому мы пришли, состоит в том, что крысы живут в основном на автомате. Они очень ограничены в выборе каких-то нетривиальных возможностей. Но жизнь и эволюция устроены так, что выживают отнюдь не сильнейшие и более приспособленные, а самые изобретательные и наиболее открытые к сотрудничеству.

И что же такое ограниченное животное, как крыса, может рассказать нам о человеческой физиологии и психосоматике?

Не очень много. Потому что главный вывод, который мы сделали из этого еще не опубликованного исследования, состоит в том, что у крыс совершенно другой, чем у человека, механизм приспособления к стрессу. Мы замеряли те же самые показатели у больных, лежавших в реанимации, где я раньше работал, и прогоняли их через те же алгоритмы. Я сравнил пациентов, переживающих сильный эмоциональный стресс, со здоровыми людьми. По результатам было видно, что у людей реакция на стресс не особенно автоматизирована на физиологическом уровне, она очень зависит от когнитивного восприятия стресса. У людей есть целый ряд ими же созданных перцептивных парадигм, в соответствии с которыми они могут толковать происходящее с ними, то есть по сравнению с животными они очень бурно реагируют на стресс.

Значит ли это, что у миллиарда человек в одной и той же стрессовой ситуации возникнет миллиард разных реакций? Потому что у всех у них разные биографии и разное образование?

Именно так.

Что же тогда можно узнать о человеке, если у него даже на уровне физиологии настолько индивидуальные реакции? Как его исследовать?

Реакции индивидуальны и уникальны, но существуют определенные типы, которые мы можем выделить. В частности, мы в своей работе пытаемся преодолеть пропасть между традиционным феноменологическим подходом к медицине и психиатрии, основанным исключительно на внешних симптомах, и биологическим подходом, базирующимся только на обработке физиологических данных. С помощью наших алгоритмов мы стремимся совместить эти два подхода, чтобы помочь людям перенести стресс; мы совмещаем данные о том, как они адаптируются, с тем, как они сами воспринимают свой стрессовый опыт.

Мне кажется, что вы употребляете слово «стресс» не совсем в том смысле, в каком мы обычно его употребляем. Поясните, пожалуйста, что именно вы понимаете под стрессом.

На самом деле мы предпочитаем говорить о «стрессорах».

Стрессор – это фактор, вызывающий стресс?

Стрессор – это попросту некий агрессивный агент, по отношению к организму он может быть и внутренним, и внешним. Он заставляет организм переключиться с какого-то одного уровня функционирования на другой.

Но при таком широком определении стрессорами могут быть и громкий шум, и война, и боль в ноге, и муха в супе.

Да.

Тогда войну можно будет назвать сильным стрессором, а шум – более слабым, но и то, и другое все равно будет стрессором?

И то, и другое стрессоры, но влияние, которое они оказывают на организм, зависит от уже пережитого этим организмом и от его генетических данных. Например, серьезная доля детей с аутизмом генетически наделены исключительной чувствительностью к звуку и вообще исключительной чувствительностью: звук или прикосновение они будут переживать в два, три, четыре или пять раз более интенсивно, чем вы или я. Но большинство людей генетически ничем не выделяются. То, как они будут реагировать на стресс, зависит от того, что они пережили раньше. Именно здесь наши реакции, если воспользоваться словами Ницше, оказываются человеческими, слишком человеческими: наши энграммы, наши выученные и не раз уже испытанные реакции начинают постоянно воспроизводиться и усиливаются до совершенно ненужных масштабов. Допустим, человек когда-то повредил колено – скажем, он участвовал в акции протеста, полицейский ударил его дубинкой по колену и повредил его, – и вот теперь, несколько лет спустя, он идет по улице и кто-то случайно задевает его коленку. У этого человека будет преувеличенная реакция, определяющаяся его прошлым когнитивным опытом и воспоминаниями о нем, – он будет воспроизводить физиологический ответ, сформированный на основании гораздо более мощной экзистенциальной угрозы.