Жизнь должна соответствовать невыразимому

Анатолий Рясов – писатель, музыкант, феноменолог звука, наконец, перформер, как его иногда называют. Как еще назвать устроителя собственных театральных действий? Его интересы странным образом объединяют философию, звукозапись, политику. Сказанное не сообщит ровно ничего тем, кто знает о Рясове и хорошо представляет его многогранность. Тех же, кто слышит это имя впервые, подобный перечень может смутить, если не возмутить. Опять кто-то берется за все разом? И как это у него получается?

Получается примерно так, как устроена эта беседа. Она начнется с вопросов о звуке, быстро перекинется на рассуждения о цвете и слове, а потом и о философии Хайдеггера. Вновь все и обо всем, а главная тема, похоже, выдернута? Так до сих пор происходит на интеллигентских кухнях.

Совсем нет. Беседа эта (именно беседа, интервьюер обладает здесь вполне отчетливым и сильным голосом) существует как раз благодаря главному, только не заявляет о нем сразу, а подводит к нему, не рискуя, однако, назвать. Собственно, весь разговор есть стремление разобраться, как же назвать это главное – то, что стоит за звуком и словом, за мыслями о них, на чем держится миросозерцание героя беседы, что побуждает его к действиям. Затруднительно придумать не только название. Даже себя именовать сложно, не случайно герой признается, что теряется, когда надо представиться в новой аудитории.

«Анатолий Рясов – писатель, музыкант, звукорежиссер, политолог…» – довольно заурядный ответ. Но работа Рясова в целом – скорее вопрос, активный и трудный. Чтобы задать его, стоило устроить эту беседу. Чтобы задать его, стоило перебрать множество имен, изучить Арто, Беккета (Рясов вполне может считаться специалистом по их творчеству) и Хайдеггера (Рясов, может быть, и не создатель собственной философской доктрины, но уж точно внимательный читатель философских текстов).

Чтобы задать этот вопрос, стоит писать романы и вслушиваться в звуки. И скоро выяснится, что пространство, в котором что-то звучит, – часть этого звучания. Пространство – это вовсе не звук, но оно ощущается в звуке. Вспомним присказку о доме, пользоваться которым позволяет его пустота. Также и то, что затруднительно назвать, что смутно угадывается за многими и столь разнообразными практиками, фактурами, «способами взаимодействия с миром» – звуком, цветом, синтезаторными семплами, – на вопросы не откликается, но их формирует и угадывается в них.

Множественные вопрошания – писательство, перформанс, политология – не попытка стать «титаном Возрождения». Получается, их и не может не быть. То, что не дает ответа словам (писательству), неизбежно захочется тронуть звуком, действием (театром) и жизнью. Звучит высокопарно и в то же время обыденно. Всякая жизнь сталкивается с невыразимым, но не всякая хочет об этом знать. Та, что хотя бы подозревает, заставит заняться тьмой самых разных вещей и рассказывать о них в интервью.

Невыразимое, конечно, не ответит. Но по крайней мере твое собственное «я не знаю» (и, может быть, «я не знаю» того, кто согласился тебя слушать) будет звучать яснее и глубже.

Кирилл Захаров

Какой звук вам интересен для размышления?

Сложно понять, с чего начинать. Как-то все получилось спонтанно, потому что я долгое время работал со звуком в техническом смысле, в области звукозаписи. Ну и параллельно еще достаточно долгое время в концертной деятельности. Но в основном это было связано с музыкой, поэтому прежде всего, наверное, музыка и была точкой отсчета.

Но как от музыки дойти до звука?

Мне кажется, музыка – очень логичный путь, чтобы об этом задуматься. Потому что как-то наш мозг так устроен, что мы к каким-то первичным феноменам доходим через очень дифференцированные системы – язык, музыку, искусство, все что угодно.

К первичным – через дифференцированные? Я вас правильно понял?

Да. Банальный пример: посредством искусства мы можем понять что-то о своей жизни. Посмотреть, не знаю, фильм Бергмана, где дочь ругается с матерью, и подумать: «А у меня-то самой нормальные отношения с матерью?» И через кино понять что-то, чего никогда бы не понял, если бы просто ругался с родственниками.

То есть жизнь в таком рассмотрении – первичный элемент?

Я бы их не противопоставлял. Мне всегда казалось странным противопоставление искусства и жизни. Или символического и реального. Я никогда не понимал, почему символическое – это не реальное? Оно может быть даже реальнее, чем реальность. И вообще, что такое реальность? Может, стоит противопоставлять искусство не реальности, а повседневности? Потому что оно так же реально, как и повседневность, только в каком-то другом качестве. Я, можно сказать, большой поклонник Антонена Арто и его системы театра жестокости. У Арто театр должен соответствовать невыразимому и жизнь тоже должна соответствовать невыразимому. Может, и жизнь, и театр – не противопоставление, а что-то, на что они указывают, только когда складываются. Когда символ объединяется с тем, что он символизирует, мы получаем, собственно, то, что философы пытаются называть самыми разными именами – истиной, бытием, богом, я не знаю. Соответственно, для меня в этом смысле звук и звукозапись – это тоже две половины чего-то, какого-то феномена, на который они указывают. Собственно, тема звукозаписи для меня до сих пор не разрешена. Мне кажется, она обделена вниманием именно на концептуальном уровне. Меня, например, поражает, что у Жака Деррида при всем его внимании к теме письма нет, по-моему, ни одной работы о звукозаписи.

Этот интерес у вас чисто профессиональный?

Нет, мне кажется, что звукорежиссер этим всем может не интересоваться.

А для меня поразительно, что звуком вообще можно заинтересоваться. В этом смысле я Деррида понимаю. Но если сравнивать слух со зрением, то что бы соответствовало звуку? Цвет? Форма?

Наверное, все-таки цвет. Вообще противопоставление визуального и слухового – это такое общее место современных sound studies. Мне, конечно, тема sound studies была очень интересна. Но когда я захотел что-то прочитать на тему, условно говоря, философии звука, я ничего не нашел. Причем долгое время мне казалось, что я просто плохо читал, надо как-то внимательнее поискать. В конце концов я нашел направление «звуковые исследования». И оказалось, что sound studies существуют всего лет сорок. Очень мало, если сравнивать с визуальными исследованиями, которым века. О звуке как-то не было особенно много сказано. В философии есть много выходов на эту тему, но объемных работ, как ни странно, не было.