Бог молодец!

Мирзабай оказался человеком плотным с широким скуластым лицом и деликатным носом. Вообще было в его лице и посадке головы что-то аристократическое, что становилось заметным не сразу. Сразу удручало его косноязычие: первые два дня из того, что он говорил, я не понимал ни слова, говорил же всегда он один, а остальные его внимательно слушали.

Квартира Мирзабая, куда нас привез доктор Леня, была умеренно обшарпанной и находилась в типовом доме, мало отличавшемся от тысяч таких же, построенных в 1970-е годы – купил ему эту квартиру тот же Игорь Николаев. Посреди гостиной стоял низенький столик, но гости и хозяин сидели не за столиком, а на коврах по кругу. Где-то у стены стоял на тумбочке постоянно включенный телевизор с большим экраном, крутя одну и ту же порнокассету, – на экран, впрочем, мало кто обращал внимание. Все внимание забирал на себя Мирзабай: он постоянно вставал, здоровался с гостями, целуя всех в губы, рассаживал их, распоряжался насчет выпивки и закуски. Держал он себя уверенно, тосты произносил решительные и рассказывал длинные истории, для меня малопонятные. Это первое с Мирзабаем застолье началось около шести утра и, переместившись после обеда в дом доктора Лени и его жены Людмилы, продолжилось далеко за полночь. В таком режиме мы прожили в Ташкенте всю неделю.

Нашу жизнь разнообразили некоторые события, о которых я хочу рассказать отдельно. Нужно сказать, что мы прилетели не просто к Мирзабаю в гости – Игорь привез ему прах его матери, одноглазой Апы, похороненной в Литве, которую Мирзабай хотел предать земле в родном ауле. Для Мирзабая перезахоронение праха матери, объяснил мне Игорь, было делом престижа у односельчан, которым он устроил по этому поводу богатое угощение. Вернувшись из поездки в родное село, Мирзабай решил отметить это событие также и в доме доктора Лени и Людмилы и для этого отправился на базар покупать барана. Мы поехали с ним.

Мирзабай долго ходил по базару, отвергая всех баранов, которых ему предлагали. И молодые его не устраивали, и жирные не нравились. Наконец, когда он уже собирался уходить, увидел Мирзабай человека в рваном халате и рядом с ним высокого черного барана. Как бы невзначай подошел Мирзабай к этому человеку и заговорил с ним на местном языке. Потом начался осмотр барана – поджарого, статного, рогатого, с красной искрой в глазах, напоминавшего маленькую лошадь. Начался торг. Через два часа дело было сделано, и барана повезли домой в машине доктора Лени. Он был привязан к воротам и прожил еще один день, а мы ходили на него смотреть и им любоваться.

И опять мы сидели на коврах и пили водку, а Мирзабай вел свою партию соло. Время от времени кто-то приносил лепешки (Мирзабай говорил: «лапешка»), какие-то закуски. Мирзабай говорил, а Игорь и другие мне иногда переводили. Мирзабай вспоминал своего учителя Йоллу, говорил о своих планах. Он говорил, что собирается в Москву, где Игорь ему купит квартиру напротив Кремля, и там он будет консультировать правительство. Большие люди будут приходить к нему, и он будет всех их учить. Он говорил, что есть только два великих учителя – Будда и Ленин, но никто, кроме него, не понимает их учения. Вспоминал недавний случай, который произошел с молодым бизнесменом из Казани. Тот приехал к Мирзабаю утром и привез ему 500 долларов в подарок. Мирзабай положил эти деньги на телевизор, и пьянка продолжалась до вечера. Когда вечером Мирзабай хватился этих денег, их нигде не было, сколько их ни искали. Молодой казанец был удручен и отдал Мирзабаю всю свою оставшуюся наличность – что-то около 200 долларов. Мирзабай пообещал ему награду, и действительно, вернувшись домой, бизнесмен за короткий срок заработал 30 тысяч долларов. Такие случаи поднимали авторитет Мирзабая, паломники ездили к нему автобусами, а он встречал их абсолютно голый, выпятив огромный живот, отчего женщины падали в обморок, а он целовал всех в губы, наливал им в стаканы водку и одаривал своими невнятными речами. Впрочем, пожив с ним несколько месяцев, они постепенно начинали понимать и еще больше ценить этого человека.

Вернувшись из Ташкента, я начал расспрашивать очевидцев нашумевшей истории убийства актера Талгата Нигматулина о Мирзабае и его ученике Абае и даже получил доступ в Вильнюсский архив, где почитал дело под номером 07-2-021-86, по которому Мирзабай отсидел 13 лет и вышел на свободу. По следам этого события я начал писать книгу, но так ее и не завершил. Ниже публикуются фрагменты этой работы под общим заголовком:

ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ОКРАИНА

Мирза: Деньги – молодец. Игорь – молодец. Игорь квартира покупал. Баран-деньги давал. Теперь поедем Москва. Кремль будем смотреть. Москва будем смотреть. Большой началник будем говорить. Я буду водка наливать. «Эмпорт» будем пить.

Теперь водка пьем. Все пьем. Надо водка выпивать, лапешка кушать. Плов – молодец. Лапешка – молодец. Гость – тоже молодец. Гость – старый учитель Игоря. Альбина – молодец.

Казан человек приезжает. Много деньги привозит. Вопрос спрашивает – голос слушает. Мало понимает – деньги пропадает. Утром деньги находит. Казан уезжает – опять приезжает. Мой язык не понимает.

Трудно понимать язык. Стараться надо. Ленин говорит: учиться надо. Человек хочет учиться – не может. Почему не может? Много вещи хочет – потому не может. Женщина хочет, деньги хочет, дом хочет, водка хочет, лапешка хочет. Женщина, деньги, лапешка много хочет – учиться мало хочет. Много-много книга читает. Голова свой ум нет. Теперь опять водка пьем. Альбина бутылка приносит. Я опять наливаю. Водка пей. Водка молодец! Игорь молодец! Бог тоже молодец!

***

Абай: Мирзабай ничтожество. Он всегда был ничтожеством. Я встречал его учителя Йоллу и слышал, что он говорил о Мирзабае. Мирзабай оказался неспособным учеником Йоллы. Он – никто. «Три рубля – тра-та-та».

Я приведу вас быстрым путем к просветлению. Я проверяю, кто способен принять от меня бараку, а кто нет. Вы не должны быть рабами интеллигентских сантиментов. Я сделаю из вас бойцов. Это не туризм, это путь воина. Если я скажу вам: прыгайте в пропасть, вы должны, не задумываясь, прыгать. Если скажу: убей своих родителей, вы должны убить их. Встретите Будду, убейте Будду. Если я скажу: убей меня, вы должны сделать это, и тогда вы станете бодхи-саттвами. Что, испугались? Не пугайтесь, это шютка.

***

Йолла, учитель Мирзабая, бродяжничал, танцевал на базарах и собирал милостыню. Однажды он собрал денег, пошел с друзьями в чайхану и пропил все деньги, которые ему дали мусульмане, да еще и бахвалился этим геройством. Его за это били смертным боем и бросили в канаву. На другое утро он опять танцевал на базаре. После этого случая его оставили в покое.

Мирзабай, когда он встретил Йоллу, ушел от своих родителей, у которых он был единственным сыном, и стал за ним повсюду таскаться. Йолла его бил, забирал у него собранные им деньги, гнал его от себя, обращался с ним как с собакой. Только через год, когда Йолла увидел, что Мирзабай готов, он начал его учить.

***

Это была жесткая учеба, которую не всякий бы ученик вынес. Но Мирза вынес.

Три года провел Мирзабай с Йоллой. Они ходили из города в город, с базара на базар, зимой мерзли, летом погибали от жары, терпели побои, голод и жажду. На базарах они боролись и танцевали, и им давали за это скудную милостыню. Йолла учил его не уча, позволяя Мирзабаю наблюдать и делать выводы. Мирзабай сам научился искусству борьбы, и его стали приглашать бороться с другими, такими же как он артистами на праздники и свадьбы. Среди них он завел себе друзей, с ними пил водку. Когда учеба закончилась, Йолла послал его домой помогать старым родителям. Мирза начал жить с отцом и матерью в поселке «Шестая бригада» колхоза «Путь ленинизма». Полтора десятка домов в выжженной солнцем степи, куцые огороды, тощие козы да злые собаки – вот и вся «Шестая бригада». Мирза жил, как положено артисту, т. е. на авось: бродяжничал, собирал милостыню в мазарах – гробницах мусульманских святых («Бог – молодец!»), пил с друзьями водку, когда была водка («водка – молодец!»). Денег обычно не было, а когда они появлялись, то ненадолго. Время от времени возникал Йолла, требовал угощения, денег, напивался и колотил Мирзу. Мирза радовался: ублажил учителя. От Йоллы шла к нему горячая волна любви, за которую он готов был терпеть и не такие побои. Он носил с собой томик Ленина, выучил несколько страниц наизусть, на случай, если придется отбрехиваться от милиции («Ленин – молодец!»).

Потом умер отец, и он остался один с матерью Апой, которую любил и о которой заботился. Маленькая сутулая Апа возилась на огороде, а когда появлялась мука, пекла сыну лепешки («лапешка – молодец!»).

***

...поскольку каждое живое существо являет собой ограниченность неограниченного Существа, оно способно представлять Его только до определенной степени. Эта степень определяется для каждого существа его готовностью. Аллах наделяет каждое существо его собственной готовностью, затем поднимает покрывало, отделяющее Его от этого существа, которое видит Его в формах своей веры. Но человек не может услышать или увидеть ничего, кроме формы своей веры относительно Него. Человек поклоняется только тому, что он принимает за форму Аллаха, а это его собственное творение. Потому все люди – идолопоклонники.

Однако Аллах не ограничен никакой формой, Он превосходит любую мыслимую форму, и истинное знание требует веры, не ограниченной какой-либо формой. Святые, обладающие совершенным знанием вещей такими, какие они есть сами в себе, не отвергают никакой формы веры. Ведь тот, кто ограничивает Аллаха тем, что является его собственной ограниченностью, отрицает тем самым Его неограниченность. Тот же, кто освобождает Его от всякой ограниченности, никогда и ни в чем не станет отрицать Его и признает Его в любой форме, которую Тот захочет принять («Лапешка – молодец! И водка – молодец!».) Великие святые признают истинность любой веры, они понимают, что любая вещь и любой запрет есть ограничение неограниченного Существа, которое есть свойство Его Лица, чьи проявления бесконечно многообразны и могут быть увидены везде, куда бы мы ни обратились. Они понимают, что все существующее есть танец или игра возможностей, самопроявление неограниченного Существа в бесконечных формах. Величие и красота картин, открывающихся святым в раю, зависит от многообразия вер, которые они способны обнять. Подлинные святость и блаженство принадлежат тем, кто видит Его во всем. Все веры истинны, но не все ведут к совершенству и блаженству – только те, которые следуют божественному откровению. Поэтому истинные святые следуют не только путем Аллаха (все вещи поневоле следуют путем Аллаха), и следуют не только путем благословенных, но также следуют путем Мухаммеда, ибо только эти пути ведут к совершенству и блаженству.

***

Летом Абай под убедительным предлогом организовал экспедицию в Среднюю Азию, то есть попросту собрал группу друзей и отправился с нею искать просветленного мастера. Выбрали маршрут по гробницам мусульманских святых, переезжали на автобусах, часть пути на объектах проходили пешком.

Приехали в Султан-бабу вечером, оставили рюкзаки в автобусе, пошли осмотреться. Темнело. Мавзолеи маячили на горизонте, вокруг сновали какие-то подозрительные личности. Абай построил спутников цепочкой, пошел впереди. Прошли с полчаса. Идет и чувствует: ноги будто налились свинцом, заплетаются. Вскоре он оказался в хвосте цепочки. Видит: в придорожной пыли сидит старик-бродяга и улыбается ему:

– Вот, – говорит, – сижу. Ленина читаю.

...Старик привел их в мавзолей, запер скрипучую дверь на палку, развел огонь в сводчатом зале, вытащил из сумки лепешки и угостил их. Попили чаю, поели, хотели возвращаться, палку никак не вытащат из двери. Бились-бились, старик тоже вроде старался, и не смогли. Пришлось заночевать в мавзолее. Пристроились, кто как смог по углам. Бродяга тоже лег в уголке и затих.

Абай долго не мог заснуть, а потом неожиданно провалился в сон. Увидел во сне Сергея Ивановича, похожего на шофера из далекого детства, длинным ножом он свежевал живого барана. Баран лежал перед ним неподвижно и только постанывал. Занимался он этим поглощенно, не глядя по сторонам. Потом вдруг повернулся к Абаю и хмуро усмехнулся. Абай мгновенно понял, что будет дальше. Душа его ушла в пятки. Хотел бежать, но ноги одеревенели. В ужасе он вынырнул из сна, открыл глаза, не соображая, где он. Увидел перед собой физиономию бродяги.

– Что – испугался? – сказал ему тот на местном наречии, которое Абай понимал с детства, и заговорщицки подмигнул. – Ты с этим начальником лучше развяжись. Другая жизнь у тебя начнется.

Абай вспомнил странные события предыдущего вечера, узнал старика с обочины и – провалился в новый сон.

Теперь он сидел на диване в пальто с поднятым воротником в незнакомой комнате, наполненной людьми. С потолка свисал плетеный соломенный абажур и тень его образовывала огромный – на весь потолок – узорчатый цветок. У ног его на разостланном ковре стояли тарелки с пловом, сырами, колбасами, бутылки водки. Он был нездоров, и ему было дурно. Преодолевая тошноту, он отдавал распоряжения. Все присутствующие были прозрачны и податливы, и только один смуглый красивый человек поставил между ним и собой непреодолимую преграду. От раздражения в нем поднялась волна дурноты. Абая стошнило прямо на персидский ковер. На секунду он вырубился и почувствовал, что кто–то трясет его за плечи.

Он очнулся: два его спутника будили его с тем, чтобы вернуться в автобус. Светало, из щелей в душное помещение наползал сизый туман. Стали искать остальных. В соседнем помещении нашли одного. Остальные как будто растворились. Бродяжку тоже не могли найти. С трудом отыскали дверь, начали вытаскивать палку из запора: палка не шла ни взад, ни вперед. Не было ни топора, ни лома, чтобы сломать запор. Провозившись с час, пошли вглубь помещения искать выхода. В одном из коридоров наткнулись на старика и трех своих людей, разводивших огонь. Теперь уже в полном составе вернулись к двери, стали опять возиться с запором. Старик снова попробовал вытащить палку и снова безуспешно. Один из спутников начал пилить ее ножом, остальные готовили чай, благо заварка и котелок у старика были. Бродяга нервно суетился, помогал, подсказывал. Наконец, вода в котелке начала пузыриться. Сели пить чай. Возбужденный, сияющий, старик сидел среди них и, не закрывая рта, лопотал чепуху, внося странное оживление в угрюмую компанию невыспавшихся раздосадованных москвичей, влипших в глупую историю. Чай с дымком несколько примирил их с действительностью.

Прислонившись к стене, обжигаясь крутым – из оловянной кружки – кипятком, Абай оцепенело смотрел на огонь, перебирая в уме два приснившихся ему сна. Первый сон был прозрачен, однако при чем тут старик-бродяга? Кроме того, он не мог понять, видел ли он старика наяву или во сне. Второй сон был темен и тревожен. Он попробовал вспомнить лица людей в незнакомой комнате с соломенным абажуром – и не смог. В нем снова поднялось раздражение на смуглого человека, противящегося его воле, – где-то он встречал его, но где? «Сердиться не надо – учиться надо», – проговорил как бы про себя сидящий с ним рядом бродяга и подлил чаю в его оловянную кружку. Приглядевшись к соседу, Абай вдруг обнаружил в нем крепкого и совсем не старого человека. Тот хитро подмигнул ему, как во сне, и сказал на этот раз по-русски: «Ленин что говорит? Учиться надо. Человек хочет учиться – не может. Почему?» – Бродяга весело рассмеялся: «Потому что не понимает: всегда пилюс, никогда минус». И Абаю стало вдруг весело. Он подумал, а не пожить ли ему немного рядом с бродягой.

Тем временем и дверь поддалась: палка без труда выскочила из запора. Вышли из мавзолея на свежий воздух и увидели: огромное солнце вставало над покрытыми кустарником холмами. И сразу навалилась жара.

Через месяц, сидя с друзьями за заставленным бутылками столиком в Москве в ресторане «Арагви», Абай вспомнил о том, что случилось с ним в Султан-бабе. У него больше не было сомнений: не здесь, в Москве, а там, среди «артистов», бродяг и побирушек, под лукаво-жестким взглядом Мирзабая оживало его истинное «я», свободное от тревог и учитываний, неодолимое и владеющее вселенной. Он вдруг понял, что встретил просветленного мастера.

***

Слух о Мирзабае разнесся по городу N и окрестностям. В «Шестую бригаду» колхоза «Путь ленинизма» потянулись бездельники (так их величал Мирзабай) – группами и поодиночке. Ехали туда как на дело. Возвращались назад окрыленные – мирзавцами. Первым в «Шестую бригаду» поехал Валентин.

Рассказывает Валентин: «Самолет прилетает в Ургенч, другой пункт Нукус. Это примерно 150–200 км в другую сторону. Самое забавное было в другом. В Азии я до того не был, а лето было отменное, было почти 50 градусов. Я дополз до переправы, там километров немало, переправился на другую сторону, а было всего около часу дня. Оказалось, что в ту сторону, куда мне надо, ничто принципиально не едет. Надо идти. И это оказалось километров 15. Ну что же остается. Пошел.

Так вот: я начал топать. И через какое-то время чувствую: ни воды нет, ни черта – а по дороге идет осел с оранжевым рюкзаком, то есть – я. На меня все издали смотрели. Рюкзак был оранжевый, а в то время оранжевых рюкзаков принципиально не продавали. Они появились этак лет через 15–20. Когда я прошел километров пять, я понял, что мне что-то не то видится и сейчас будет очень плохо. Я присел на обочине дороги, потому что точно физически не мог идти. И вот через какое-то время я очнулся, смотрю: я в тени. Тень в середине дня в Азии в разгар лета – это достаточно редкая вещь. Поднял глаза и вижу: такое маленькое облачко солнце закрывает. Вот это сам анекдот и есть. Я сижу, смотрю на это облачко, а оно тоже на месте сидит. Я как будто пришел немножко в себя, начал идти. Через какое-то время я опять сел и понял, что я в той же тени сижу. Облачко не увеличивается. И вот с этим облаком я и пришел в «Шестую бригаду». Почему я и не решаюсь рассказывать этот эпизод многим – явно спишут на что-то. Вот это основной номер. Так что все остальное оставило во мне большое впечатление.

Честно говоря, как я провел там неделю, я не совсем помню. Вообще какие-то огрызки в памяти. Там вообще никого до этого не было. Там Абай поошивался до этого и исчез. Мирза поиздевался полчаса надо мною, а потом все пошло прекрасно. Ходили вместе в Султан-бабу, собирали милостыню. Он милостыню просил, а к тому же заставил и меня, научного сотрудника, это делать. Первые полдня это было очень даже приятно. Приходилось шевелиться. В Азии никто не сидит. Люди там что-то делают. Если ты будешь сидеть, в Азии тебе никто ничего не даст. Нужно подходить, как-то взаимодействовать, просить, добывать что-то. Это совсем не то, что у нас на углу сидеть. Пришлось научиться. Это очень полезно. Я до этого еще был обучен продавать цветы на базаре, так что опыт был».

Поехал туда и Дима с братом Виталиком.

Абай встретил их с поезда в затрапезном виде, в желтой шапочке, похожей на монгольский шлем, которую, по его словам, он получил как милостыню, одно ухо висело. Довез в кузове грузовика до аула и уехал.

«Шестая бригада», аул в степи, сакли, арык. На пороге облупленной сакли стояла мать Мирзабая Апа – скрюченная, маленькая, горбатая, что-то с глазами. Объяснила на пальцах: Мирза уехал в Султан-бабу. Пили чай.

Неожиданно появился на грузовике Абай, предложил им поехать в Султан-бабу. В Султан-бабе кучки людей у могил справляют поминки: чай, лепешки и плов. Мирза сидел в окружении местных жителей, говорили по-своему, непонятно. Чувствовалось, он в этом деле почтенный человек, часть этого кладбища, он их развлекал, читал мусульманские молитвы, и они накидали ему денег. К нему обращались в контексте: помолись за меня, святой человек (дурачок-юродивый). Молился он скороговоркой с видом: это я делаю для них. По просьбе Мирзабая Дима тоже представил пантомиму, они и ему денег накидали – Мирза взял эти деньги себе. Потом появился какой-то начальник, стал на Мирзу наезжать – тот энергично отбрехивался. Вечером вернулись в «Шестую бригаду».

Жили у Мирзы, в меру внимательного и в меру разговорчивого. Через день Абай спросил, сколько у каждого с собой денег. Сказали. Он тогда говорит: за вычетом денег на обратную дорогу, не хотите ли отдать все деньги Мирзе? Тогда вы, естественно, перейдете на полное наше довольство. Конечно же, захотели. Да и деньги у них были не бог весть какие.

Все там делалось основательно. Запомнилась игра с покупанием водки: надо-де спрятать, односельчане увидят, все-таки мусульмане. Ходили в магазин. Заворачивали бутылку в полотенце. Приносили. Пили, закусывали виноградом. Запомнилась церемония собирания хвороста для печки. Не успели собрать по четыре хворостинки, как Мирзабай объявил: хватит, молодец, уставать нельзя. В другой раз строили туалет –  воткнули в землю несколько прутиков и опять: хватит, молодец, уставать нельзя. Все делалось с большим смыслом.

Когда уезжали оттуда, их тепло проводили. Мирза сказал им: пока не доедете до города N, все будет благополучно: сюда едете на свой страх и риск, а обратную дорогу вы, дескать, под нашим покровительством и защитой.

***

«Сколько безделник будет Москва, Ленинград, другой город? (Бездельниками Мирзабай называл духовных искателей.) Сто тысяч будет?» – спрашивал Мирзабай у Игоря.

«Сто тысяч будет», – отвечал Игорь.

«Что будет, если все безделник Москва, Ленинград, другой город приедут в «Шестая бригада» колхоз «Путь ленинизма»! Представляешь?» – и Мирзабай заливался хохотом.

Шел один верблюд, шел другой верблюд, шел целый караван. Потянулись один за другим ходоки к Мирзабаю. После Кастанеды пришло время интереса к своей домашней экзотике. Одни отправлялись на поклон к Дандарону в Улан-Удэ. То были интеллектуалы, так сказать, идеалисты. Другие – к мистеру Тамму под Таллин – оккультисты. Третьи ездили к Мирзабаю. То были суровые реалисты.

Сколько бездельников перебывало у Мирзы за два года? Может быть, сотня, и не одна. Никто не считал. Слух о Мирзе разлетелся как молния по Большой Системе российских бездельников. Его называли суфийским мастером древней корневой Традиции с крутыми методами переплавки человеческого материала. Это был свой отечественный Дон Хуан, не задетый идиотизмом тропических джунглей, свой кореш из родной советской школы и даже, по слухам, медалист. «Шестая бригада» колхоза «Путь ленинизма» превратилась в суфийскую Шамбалу. На владельце томика любимого вождя почила барака пророка Мухаммеда.

Мирза был алогичен, но требовал понятных вещей. Он знал полдюжины русских слов, но говорил на понятном языке. Он играл на основных человеческих слабостях, их никому не нужно было объяснять. Освободиться от привязанности к ним и получить благодатную бараку хотел каждый. Даже – считавший себя совершенным.

По ценам тех лет многие могли себе позволить роскошь путешествия в Среднюю Азию. Однако экзотика превосходила все ожидания: живая пустыня Кызыл-Кум, древняя Каракалпакия, духовный учитель в роли деревенского дурачка и кладбищенского юродивого, собиравшего милостыню, его одноглазая мать – чем не баба-йога, их сакля, их арча, их жара, их нравы, их водка, их мир, настолько убедительный и непритязательный, что оставалось только смирить свою гордыню, пить водку не просыхая и не попадаться на простые ловушки, подставленные порокам: жадности, похоти, чревоугодию, лени.

Принимались все, но не все жаловались. Как-то при большом наплыве бездельников Мирзабай велел выстирать и повесить сушиться одиннадцать полотенец. Гости, съевшие не одну собаку в мистическом символизме и скорые на интерпретацию, сразу же рассудили: это знак, что из сотен туристов, бывших здесь, только одиннадцать настоящих учеников. Остальных он своими учениками не считает.

Когда Мирзабай на стук открывал скрипучую дверь своей сакли и задавал резко-жесткий вопрос: «Ты кто?» – с первой же реакции и первых слов гостя начиналась невидимая игра, которая с первой минуты могла быть бесплодной, но могла означать и встречу. Если ты понимал, что приехал потому, что ты хочешь узнать то, чего ты не знаешь, у тебя появлялся маленький шанс. «Я здесь, потому что я не знаю», – твердил Игорь, валяясь под огромными среднеазиатскими звездами и держась за живот – Мирза наслал на него понос. И ответ на вопрос «Кто ты?» человек увозил, покидая Мирзу через день, через неделю, через месяц. Кому сколько было дано, проживал в новом пространстве – дворике Мирзабая – в забытой людьми, но не Аллахом, «Шестой бригаде». На тебя никто не обращал внимания: старуха-мать возилась возле печки, какие-то люди приносили хворост из степи и воду из арыка, умывались во дворе, женщины что-то стирали, мужчины пили чай и притаскивали из магазина бутылки и от соседей – горячие лепешки. Каждый был занят собой и своим делом – происходило несуетливое броуновское движение, будничное, никакой искусственности.

Однако все это – только на поверхности, для туристов. Имеющий же глаза видел: это не школа – никто никого не учит. Да и чему учить взрослых людей, каждый из которых – ученый со степенью? Происходило другое: в пространстве учителя пробивались ростки новой жизни. Человеческие души – на разных стадиях и в самых фантастических формах – подвергались живительному облучению и – травинками, червячками, лягушками, ящерками – извивались, распрямлялись, росли в большом и теплом пространстве Мирзабая.

***

Абай первый выскочил из психушки и уехал к родителям в Ош. Когда выпустили Мирзабая, Васильевы посадили его в самолет и отправили к Абаю. Абай повез Мирзабая из Оша в деревню – туда, где он когда-то получил инициацию от петуха.

За Мирзабаем под Ош потянулись: Валентин с Виргинией, Талгат с женой-уйгуркой Венерой, Пестряцов с компанией каратистов, женщины. Вскоре там оказались супруги Васильевы и Игорь. Последней прилетела Лаура.

Стояло безумное лето 1984 года. Солнце свирепствовало. Были сняты все тормоза и поезд летел на луну. Пили отчаянно, вдохновенно, женщины шли кругами и по кругу. Закручивался второй, третий, пятый, шестой, двадцатый алкогольный виток. Мало кто помнил, где он находится, и понимал, что происходит. Поезд висел над пропастью, но никто не высовывался из окон: выпадешь – костей твоих не найдут.

Мирзабай был еще интересен, но сильно померк. Формально он председательствовал на оргиях, но фактически власть уже давно перешла к Абаю. Абай взял в свои руки все денежные дела и управлял Мирзой. Пестряцовская банда целиком подчинялась Абаю. Впрочем, кто думал о власти – кроме Абая!? В нем же появилось что-то новое, отчего с ним нельзя было разговаривать, в его голосе, наклоне его головы – он был человеком, который знает. То, как он теперь видел происходящее, становилось неинтересно и неприемлемо, его видение стало узким, целеустремленным, в нем не было ничего от того, каким он был раньше. Человек шел к цели. Появилось знание того, что он видит и понимает. Чувствовалось, что он знает и знает окончательно. И аминь: он уже неотделим от того, что он знает.

В те дни между Валентином и Талгатом возникла та связь, которая позже, возможно, спасла жизнь Валентину и погубила Талгата. Оба они уклонялись от пьянок и круговых сношений. Талгат так прямо и сказал Абаю: «У меня есть жена, я ее люблю, остальное мне не нужно».  Абай это запомнил.

***

«Начинается новая глава – моя. Я был хозяином под Ошем, и вся ситуация была там моей. Я делал там то, что считал нужным, и никто не сказал мне ни слова. А хотел я все развалить к чертовой матери. Так в свое время я разрушил дом Мирзабая, а они все стояли и смотрели.

Теперь, после провала институтской затеи мирзабаевский миф нужно было окончательно похоронить. Убить в зародыше. Показать всем, кто хозяин. Вся созданная мною система должна была закрутиться вокруг меня. Однако переключение надо было провести аккуратно. Разнести старый миф и внедрить новый. Вообще такая работа ведется в пси-пространстве, не видимом для невооруженного взгляда. Кто-то сказал: тот, кто стремится к победе, должен действовать в невидимом измерении. Мало кто это умеет. Я умею.

Я раскрутил ошевский балаган. Старый осел не мог понять, что происходит. Все остальные потеряли всякий контроль. Это была та еще оргия. Все гайки были раскручены, и поезд летел туда, куда я его вел. Теперь от системы остались только помятые винтики и пружинки. Нет на земле такого мастера, который сможет собрать заново этот часовой механизм.

Старик больше мне не нужен. Всякая гниль от нас тоже отлепилась. В то же время я надрессировал своих самураев. Им еще предстоит ювелирная работа. Пестряцов это, слава Аллаху, понимает. Господи, как я их всех ненавижу. Я делаю все, чтобы они набили мне морду, но они поклоняются мне, как богу».

***

11 февраля 1985 г. между 2 и 7 часами ночи в городе N в доме 49-а кв. 44 по проспекту Ленина был убит Талгат Нагматулин. Его жена Венера Махатовна 1961 года рождения вылетела в город N 13 февраля 1985 г.

Свидетельница Р.: Вечером 10 февраля 1985 г. к Валентину поехали Абай, Талгат, Гриша и Иван. Выпили много водки и шампанского. Абай спровоцировал драку, но Талгат его не поддержал. Валентин выгнал гостей. На пороге жена Валентина схватила шапку Талгата и побежала. Он стал ее догонять и оторвался от остальных. Вернулся домой один раньше всех. Ребята решили избить его за то, что он их предал. Избивали по команде Абая – Гриша, Иван и Пестряцов. Позже к избивавшим присоединился и Абай. Били 4 часа с перерывами. Мирза ударил 4 раза кулаком. Избивали не только Талгата, но и Нийолю, невесту Абая. Талгат умер около 11 ч. утра.

Вопрос: Кто такой Мирзабай?

Ответ: Мирза – дувана (нищий).

Мирзабай: Я являюсь дервишем, но в настоящее время я не дервиш. Люди приезжали ко мне просить благословения. Я благословлял – и мне давали деньги. Раньше я был дервишем в священном месте Султан-баба, но три года тому назад представители милиции запретили мне там бывать, и с тех пор я туда не хожу... Познакомился с Абаем в Султан-бабе... Меня вызвал в город N Абай. Я не хотел ехать. Тогда он послал ко мне Р., она приехала за мной, привезла 2000 рублей, и мы поехали. Это было 15 сентября, а 19–20-го мы уже были в N... С собой я привез 29 сберкнижек по 1000 рублей на каждой и, кроме того, все наличные деньги. Не хотел оставлять дома, чтобы не украли. Привез с собой старую мать, так как не с кем было оставить... В 1984 году меня проверяли работники КГБ в Нукусе. Блокнот, в котором были записаны все имена и адреса приезжавших ко мне людей, они у меня забрали.

Вопрос. Зачем вы были нужны Абаю?

Ответ: Абай является главным дервишем Советского Союза. Люди дают деньги или мне, или Абаю. Абай – главный человек в Обществе, он собирает деньги. Точки Общества есть во многих городах Советского Союза... Я могу предсказывать будущее, лечить. Я являюсь табибом: воздействую на людей не лекарствами, а оказываю психическое воздействие. Люди приезжали из разных городов, я их спрашивал: «Вы от кого?» – и если они приезжали от членов Общества, я их принимал, а если нет – я их отсылал. Женщины, которые приезжали ко мне, становились моими женами. Я применял гипноз, психическое воздействие, массаж, потом вступал в половую связь. Мужчины делали мне массаж, а я им не делал... Абай вызвал меня в N для того, чтобы люди узнали о моем приезде и отдавали ему деньги. Я снимал с них психические напряжения, вступал с женщинами в половую связь. Пришла еще В., она не отдалась, и я ее прогнал. Лечил я, а деньги брал Абай. Он мне давал деньги сам... Абай, Гриша, Иван поехали к Валентину забрать долг в 2–3 тысячи рублей. Он был должен мне, но денег не принес, и я послал этих людей забрать деньги. Послал четверых, чтобы, если не отдаст, его избили. Талгата послал как сильного парня. Валентин – член нашего Общества, он собирает деньги в N и в Ленинграде. Это они делают вместе с Игорем К... Если привозят меньше 1000 рублей, мы их бьем.

Валентину я сказал принести 3 тысячи, но он их не принес. Ребята не смогли побить Валентина. Талгат вернулся от него один. Валентин с ребятами бил наших, а Талгат был в это время в туалете. Все пришли позже побитые и без денег... Я сказал Талгату: «Лучше бы ты нассал в штаны, мы бы тебе купили новый костюм». За это мы били Талгата... Били несколько раз с передышками. Когда увидел, что Талгат умирает, я тоже стал его бить кулаками. Я бил, потому что боялся, что другие посчитают меня трусом и убьют.

Вопрос: Кто такой Талгат?

Ответ: Талгат – ученик Абая и должен был привезти ему 2–3 тысячи, а привез 700 рублей... Члены нашего Общества есть в Хорезме, Ургенче, Риге, Таллине, Одессе, Москве, Ташкенте, Донецке... Нет только в Белоруссии... В августе 1984 года Валентин прислал мне посылку и 200 рублей. Он платил и Абаю. С августа он перестал платить деньги... Абай взял Талгата, чтобы тот избил Валентина. Во время драки жена Валентина схватила шапку Талгата и убежала. Он погнался за ней и не вернулся. Он вернулся домой... Абай дал Нийоле нож и велел отрезать голову Талгата. Она этого не сделала, и ее избили... Абай велел бить Талгата А. и В., у которых мы жили... Абай – главный учитель. Он имел письмо от редактора «Огонька» и изучал дервишей. Я сам был дервишем. Я верю в Библию и в Ленина. Сначала был Будда, потом Ленин. Абай – продолжатель работы Ленина.

Вопрос: Какую роль играли алкоголь и секс?

Ответ: Пили в свое удовольствие. Кто сколько может. Мы давали совет не напиваться. Вступали в половую связь с приезжими женщинами только с их согласия. Я всем советовал не стесняться друг друга. По моему совету мужчины и женщины купались вместе в Аму-Дарье голые.

Вопрос: За что Валентин должен был давать вам деньги?

Ответ: Я – учитель, а Абай – главный учитель. Деньги – это материал учителя. Без них ничего не получится. Чтобы учить – нужны деньги. Чтобы лететь самолетом – нужны деньги.