Хроникеры объявленных смертей

«Тамерлана Царнаева, боксера, который мечтал стать чемпионом США, в то же время привлекал исламский экстремизм. До самого конца он казался отчужденным и потерянным».

Тамерлан Царнаев: Одинокий волк между двух миров. Би-Би-Си, 22 апреля 2013 г.

«Взрыв сотряс город Уэст в среду около 8 часов вечера по местному времени. Погибли по меньшей мере 14 человек, 200 получили ранения, разрушено и повреждено множество жилых домов и других построек. Это одна из самых серьезных промышленных катастроф в Америке за многие годы».

U.S. News, 21 апреля 2013 г.

«В среднем ежедневно 85 человек погибает от пули. В США происходит в три раза больше насильственных смертей, нежели в любой иной стране, входящей в Организацию экономического сотрудничества и развития. Если нынешняя тенденция продолжится, к 2015 году количество жертв огнестрельного оружия превзойдет число погибших на дорогах. 

Либертарианский автор Роналд Бейли недавно подсчитал: в последние пять лет шанс американца погибнуть в теракте составляет один из двадцати миллионов. Риск быть убитым молнией – один шанс из пяти миллионов. Стать жертвой автокатастрофы – один из девятнадцати тысяч».

Это написал (через несколько дней после взрывов в Бостоне) известный (уже почти легендарный) британо-американский блогер Эндрю Салливан – как ни странно, в колонке, напечатанной в консервативной «Таймс». При чем здесь Бостон, когда речь идет о насильственной смерти в Америке вообще? А вот при чем: в те же дни, когда придурочные братья Царнаевы убивали людей на финише бостонского марафона, в техасском городке Уэст взорвался завод по производству удобрений. Более десяти человек погибли, сотни раненых, часть домов разрушена. Страшная трагедия, особенно для Штатов, где такие вещи, слава богу, происходят крайне редко – гораздо реже, чем массовые убийства в разного рода образовательных учреждениях для младшего, среднего и старшего школьного и университетского возрастов. Тем не менее про Уэст сказали пару раз и забыли. Зато Бостоном одержимы по сей день – обсасываются все подробности личной жизни террористов, выдвигаются версии одна нелепее другой, журналисты потирают руки и рассылают по издательствам заявки и краткие описания своих будущих книг о «домашнем терроризме», о том, как милые ребята становятся убийцами, – в конце концов, о новой разновидности «американской трагедии».

Если отвести взгляд от США, то в те же самые дни, когда прогремели взрывы в Бостоне и Уэсте, произошли землетрясения в Китае и Иране, а в Ираке очередной упырь взорвал более шестидесяти человек. Эти новости появились (надо отдать должное – хотя бы появились!) на лентах мировых информационных агентств и на самых известных сайтах, о них даже мельком упомянули некоторые западные телеканалы, но… более ни слова. Ни слова о тех, кто взрывал и взрывает сотни иракцев и пакистанцев, ни звука о несчастных китайцах и иранцах, которых вытаскивали из-под завалов. Где душещипательные истории об их жизни? Где глубокомысленные рассуждения о причинах братоубийственной войны между суннитами и шиитами? Где точная экспертиза сейсмологической ситуации на Среднем и Дальнем Востоке? Ничего этого нет. Отчего? Да оттого, что никому это не интересно – за исключением тех, кого беда затронула непосредственно.

И вот тут надо уточнить про это «никому». Кто эти «никто»: общество? Медиа? И те, и другие, причем в данном случае сложно сказать, где собака, а где хвост. То ли общественное настроение влияет на работу прессы, то ли пресса определяет общественные ценности и настроения. Предположу, что процесс здесь обоюдонаправленный, причем исходящий скорее из фантомов, нежели из реальной ситуации. Журналисты (и особенно владельцы медиа) озабочены тем, чтобы угодить обществу с его предполагаемыми интересами (насилие, секс, жизнь и мироощущение «простого человека» и так далее); общество же считает реальностью то, что ему предлагают медиа. Круг самообмана? Да, верно, но самообман этот добровольный и даже взаимовыгодный. И та, и другая сторона предпочитают довольствоваться видимостями; более того, медиа намеренно создают иллюзию «полной информационной картины произошедшего», наращивая событийный скелет разнообразным «аналитическим» и «экспертным» мясом. Посмотрим же, что получается (и как это получилось в Бостоне).

Каждый раз, когда происходит нечто, что превращается медиа и политиками в главное драматическое событие мира, стартует непременное назойливое и вульгарное освещение в виде breaking news, live stream, пулеметных твиттер-лент и прочего в том же сверхтехнологическом духе. Я бы назвал подобную медиа-кампанию “Wall of Information” («стена информации») по аналогии с “Wall of Sound” («стеной звука»), изобретенной в начале семидесятых годов прошлого века знаменитым поп-музыкальным продюсером Филом Спектором. Это именно стена; она отделяет общество от того, что происходит в том или ином месте, она предлагает свою картину происходящего, сконструированную по своим собственным законам. А законы эти диктуют следующее: 1) информация должна быть очень быстрой (бог с ним, что непроверенной – к тому же чаще всего не имеющей никакого отношения к происходящему: вали одно к другому, некогда разбираться!); 2) информация должна быть слезоточивой и сентиментальной (и фото погибшего в Бостоне ребенка кочует по всем мыслимым изданиям, с одного фейсбучного аккаунта на другой – сколько раз жертву показывают нам вот так, беззащитную перед спекуляциями, перед нашими эгоистичными эмоциями, ровно столько раз ее снова и снова убивают. Даже этого журналисты не могут – или не хотят – понять); 3) информация должна быть очень красивой и драматичной (и смазливые физиономии убийц смотрят на нас отовсюду). Плюс потоки жалкой чепухи, которую несут так называемые «эксперты»: у них-то есть готовые ответы на любой случай, особенно когда почти никаких фактов в нашем распоряжении еще нет. Современные медиа живут вне истории: завтра уже никто не вспомнит чушь, сказанную «известным специалистом» или «пламенным публицистом» по поводу сегодняшней смерти людей. Вчера не существует. Только сегодня. Только сейчас. Обстряпаем по-быстрому, получим заработанное и разбежимся, испытывая к тому же моральное удовлетворение.

На этом фоне иракская кровавая каша или природные буйства в Китае не то чтобы меркнут – их просто нет. Во-первых, тут нечего сказать; в том же Ираке безмозглые террористы превратились в явление природы, а взрывы в мечетях и на рынках – в сезонные дожди или засухи. Морализировать по этому поводу не имеет особого смысла – особенно для западных медиа, учитывая когда и с чего началась эта веселая жизнь в бывших владениях Гаруна ар-Рашида. Во-вторых, фотографиями залитых кровью багдадских улиц, а тем более снимками разрушенных землетрясением китайских жилищ публику уже не удивишь, personal story не состряпаешь, да и вообще – все эти странные имена и лица, которых не отличить одно от другого... Так что ограничимся сухой новостью в разделе «Разное».

Причин всему этому множество; в небольшом тексте их не то что не разберешь, а даже не перечислишь. Назову лишь главные. Во-первых, скрытый расизм и колониальное высокомерие западного человека. Они никуда не ушли, только затаились в глубине, надежно прикрытые мультикультуралистскими приличиями. Но иногда они вырываются наружу – особенно в дни масштабных потрясений. А потрясениями благополучного европейца или американца снабжает не столько жизнь, сколько медиа, рассказывая о трагедиях других. Во-вторых, исходя из пункта первого, трагедиями считается то, что таковыми называет пресса. Именно она определяет степень важности события для своей аудитории. Но опираются медиа на интересы публики, которые сами же журналисты и сформировали. Вместо диалога между обществом и прессой получается тавтологичное короткое замыкание, лишенное любого другого смысла, кроме подтверждения существования самого себя. Общество смотрится в медиа – и тем самым самоидентифицируется, медиа скармливают обществу свою продукцию без остатка, получая причитающиеся благодарности – и тоже радостно осознают себя в наилучшем виде. Все довольны. Торжество нарциссизма. Наконец, в-третьих, в дело вступают так называемые «западные гуманистические ценности», делающие ставку на «обычного человека» с его психологией, повседневной жизнью, мнениями флоберовского аптекаря Омэ и так далее. В этом контексте медиа просто обязаны брать в фокус происшествия, из которых можно вытащить personal story, побольше душещипательных подробностей, драматичных картинок и подтверждений несгибаемости человеческой натуры. Плюс в такого рода сюжете должны быть враги – чужие и страшные (например, бородатые мусульмане или кто-то в этом роде), но в то же время действующие по понятным (по возможности взятым из голливудских фильмов) правилам. Что касается врагов, см. также мой пункт первый.

Все вышеперечисленное вполне объясняет шумиху вокруг бостонских взрывов. Их совершили чужие (чеченцы, мусульмане) – и (что ужасает еще больше) в то же время свои (американцы). Погибших немного, можно накопать кучу пронзительных фактов об их жизни и смерти. Нашелся на месте трагедии мужественный благородный человек? Запишем его в герои. В конце концов, после того, как отработала «стена информации», можно спокойно засесть за написание книг о братьях Царнаевых. Их купят, можно не беспокоиться. Публика прочтет – и будет готовиться к четко дозированным переживаниям по поводу новых терактов.

Что же до землетрясения в Китае, то оно по-прежнему остается на периферии взгляда медийного Саурона. И слава богу!