Чем фабрикация отличается от лжи

«Был ли Фрейд лжецом?» Фрэнк Чоффи дерзнул поставить вопрос таким образом еще в 1973 году, и с тех пор он сотрясает мир психоанализа. До того все было просто: мы были детьми «Фрейдова века», нас научили поклоняться Зигмунду Фрейду как человеку «абсолютно честному» и «безукоризненно принципиальному» – так описывает его верный биограф Эрнест Джонс. Сколько раз нам это повторяли? Что безудержное стремление к истине помогло ему обнаружить демонов в собственном бессознательном и сбросить многовековой гнет, подавлявший сексуальность, несмотря на «сопротивление» пациентов и нападки со стороны коллег. Именно научная честность заставила его признать свои ошибки относительно фантастических «сцен» инцеста и сексуального насилия, с которыми приходили к нему пациенты, хоть это и нанесло серьезный удар по его профессиональной репутации. Во Фрейде наука сошлась с нравственным чувством ученого, назидательную биографию которого мы не устаем перечитывать: чудесное «лечение разговором» Анны О., расхождение с Йозефом Брейером по вопросу сексуальности, путь одиночки в пустыне, болезненный отход от «теории патогенного соблазнения», героический самоанализ, отказ от переноса к Вильгельму Флиссу, стоицизм перед лицом критики со стороны коллег.

Все это мило, но сейчас мы знаем, что все это лишь обширная «легенда» (Генри Элленбергер). Историки психоанализа один за другим показали, что все было не так, как рассказывали нам Фрейд и назначенные им биографы. «Лечение разговором» Анны О. не было «огромным терапевтическим успехом», как впоследствии выражался Фрейд. Брейер вовсе не отрицал роль сексуальности при неврозах. Фрейд не находился в интеллектуальной изоляции, как он любил говорить, и реакция коллег поначалу была весьма комплиментарной. Более того, многие из них – в первую очередь его друг Флисс – живо интересовались сексуальностью, в том числе детской. Неправда и то, что пациенты вдруг начинали рассказывать Фрейду ложные воспоминания о сексуальном соблазнении в детстве; на самом деле сам Фрейд выпытывал у пациентов такие перверсивные сцены, несмотря на их отчаянные протесты. Фрейд нам лгал, и верить ему мы больше не могли. Началась эпоха подозрений. Внезапно исследователи стали подмечать, что он выдавал элементы самоанализа за «объективные» наблюдения, скрывал свои источники, датировал отдельные наблюдения задним числом, иногда приписывал пациенту в качестве «свободной ассоциации» собственные выдумки, преувеличивал успех лечения, клеветал на критиков. Кто-то даже предполагал – в высшей степени lèse majesté, – что Зигмунд изменял жене с ее сестрой Минной. Защитники психоанализа негодуют и называют все это бульварщиной, паранойей, наветом, но они явно упустили инициативу.