Регистрируйтесь, чтобы читать цифровую версию журнала, а также быстро и удобно оформить подписку на Rīgas Laiks (русское издание).
Звонят сейчас из Франции:
– Мадам Пронченко?
– Сэ муа, – отвечаю.
– Журнал «Кайе дю Синема» беспокоит. Уже полгода мы не можем вам доставить наши новые, такие интересные номера. В парижском отеле «Вестминстер», адрес которого вы указали, консьерж Николя сказал, что вы там больше не живете и не появляетесь.
– Консьерж Николя не соврал, – говорю.
– Мы звонили по второму указанному вами адресу в Страсбурге, и ваш бывший супруг сказал, что вы там больше не живете и не появляетесь.
– Больше звонить никуда не надо, – перебиваю я «Кайе дю Синема», – а то расплачусь.
– Мадам Пронченко, не расстраивайтесь, лучшие дни вернутся, вот у Годара скоро юбилей, – говорят мне из прекрасного парижского далека.
– Ради Годара не буду, возьму себя в руки, – отвечаю я из такси, следующего по пробкам в Барвиху.
– Бон шанс, Зинаида.
– И вам, и вам, Кайе, мерси боку.
20 октября 2020 г.
Рассказ. Но лучше читать по ролям.
Получаю на днях сообщение: здравствуйте, мы вас очень любим и котируем, делайте пжст кинопоказы в нашем баре, можно даже Делона.
А бар на районе. Ну, думаю, – ладно, зайду после маникюра.
Захожу. Бар – норм. Но в нем всем примерно 15. Я сразу почувствовала себя Андроповым, хотя была не в каракулевой шапке. Тут мне еще цветы вручают. То есть точно. Села, оглядываюсь в поисках Гордея Петрика. А мои визави говорят: вот у нас еще одно заведение есть, там Гордей Петрик Пепперштейна показывал, была драка между поэтами, ну вы слышали… Я не слышала, но сделала понимающее лицо. Они продолжают: так вот, Делон…, после футуристов никого не осталось, разве, что Кирсанов… галерея «Борей», палестино-израильский конфликт… как учил Егор Летов… сидят Курёхин с Лимоновым.
То есть какая-то сказка о потерянном времени. Мне стало душно. Тут вдруг они спрашивают: а сколько вам лет, извините, пожалуйста, 47, да? Я отвечаю: типа того. Они такие: ну ничего, вот у нас Петя был влюблен в женщину 42 лет… (у меня в глазах побелело)… они вместе слушали Долина на «Серебряном дожде»… Долин полезный, хоть и флагман… ваше интервью с Вадиком Королевым, мы мечтаем, чтобы он выступил либо у нас, либо на могиле Деникина… (я почти отключилась)… а сколько ему лет, извините, пожалуйста? (я с трудом очнулась) – Кому, Деникину? – спрашиваю. – Нет-нет, Королеву – уточняют они. – Королев тоже предпенсионного, а Долину к семидесяти, – бормочу, начиная искать пути отступления. – Ну да – говорят они, – постарше, конечно, чем Петрик, которому 22. – Если бы ему было 22, он бы уже по этапу пошел – подумала Зинаида, но промолчала. Ну и дальше в таком же стиле – сидят Тимур Новиков и Мамышев-Монро… а ранний Толстой с Приговым… некрореализм… Андрей Петров… а пойдемте на коньках кататься прямо сейчас.
Невероятным усилием воли я заставила себя встать и уйти. Меня провожали. – Делон – это стильно, – раздавалось на весь Чистопрудный бульвар, – хотя Петрик с Майей Кристалинской круче.
Зайдя домой, я дважды проверила – хорошо ли закрыла дверь на замок. Спала плохо. С утра уже выпила три чашки кофе. Пока так и не отпустило.
15 января 2021 г.
Как известно, я не замужем. Но все равно не плачу в кино, не готовлюсь к Рождеству с середины лета, не умиляюсь чужим детям. Только чужим мужчинам. Согласно имперским предрассудкам, у них сегодня праздник. Вот несколько наблюдений на тему.
Последнее время мне пишут джентльмены, которые при свете дня никогда бы не обратили на меня внимание. Они богатые, успешные, женатые, а мне не 18, я не 34 размера, не из хорошей семьи, сама могу съездить на Мальдивы. Полумрак фб, однако, делает Зину в их глазах привлекательной. Не в сексуальном смысле, упаси господь. А в каком именно, они сами не знают. Просто идут в соседнюю сауну, на веселый смех.
Они пишут: ты мыслишь, как мы, давай пообщаемся. А я, хоть и не из хорошей семьи, нормально воспитана, поэтому вежливо отвечаю: давайте.
Я же понимаю, что богатым, успешным, женатым мужчинам жить в России опасно, но скучно. Им чего-то хочется. Например, чтобы им дерзили. Супруги не дерзят давно, организуют их быт. Любовницы тоже не дерзят, организуют их досуг в области культуры и спорта. Подчиненные и прислуга, конечно, не дерзят. Дерзить мог бы гражданин начальник, но он приказывает. Россия, короче.
Я прихожу к мужчинам на встречу и удовлетворяю их потребности. Это выглядит так: что? кто? Ромер? Ну есть такой режиссер, да. Очень хорошо, что вы про него слышали и даже 15 минут смотрели «Колено Клер» в самолете до Мале. Кто? Что? Бодрийяр? Ну есть такой, да. Перескажите своими словами. Не можете? Ну не страшно, давайте выпьем еще «Сассикайи», как там ваш гражданин-начальник? Все классно у него?
Мужчины удовлетворенно улыбаются. Наконец-то им надерзили. Потом они вызывают водителя, едут к себе в сауну. Продолжают улыбаться и думать, наверное: футы-нуты, как хорошо жить, а хорошо жить еще лучше. Дома у них, правда, чуть портится настроение. – Ужинать будешь? – спрашивает жена. – Да какое, – кричат мужчины из библиотеки, – ты Бодрийяра моего не видела? – Жены вздыхают и кричат в ответ: «Общество потребления» или «Систему вещей»? Если первое, то рядом с Цыпкиным, если второе, то подле Зыгаря стоит, нож только возьми, они все не распакованы.
Мужчины начинают злиться и рано заваливаются спать, не почистив зубы. Жены гасят свет. Всем не то что одиноко. Но скучно. Особенно Бодрийяру.
23 февраля 2021 г.
Я решила говорить этой жизни ДА! Любую чушь, что валится на меня из вселенной, встречать аплодисментами. Кажется, это называется positive thinking.
Пример.
Звонит лучший друг моей самой большой (бывшей) любви, с которым мы не общаемся. То есть ни слуху ни духу уже год, и заявляет… (далее перевод с фр.)
– Привет, как дела?
– Хорошо.
– А наш-то каков, с проституткой живет!
– Ну и хорошо.
– Но ничего, мы с ним завтра в Катар летим по бизнесу на месяц, там он образумится.
– Хорошо.
– Я чего звоню, я вот тут сижу в Сен-Тропе и думаю – от жены осталось 4 шубы (умерла? ушла? – авт. прим.), 3 – Сен-Лоран, 1 – Диор, соболь, норка, песец. Франция же теперь Animal planet, мать ее, а у вас в России холодно, хочу, короче, тебе подарить, когда ты будешь в ближайшее время в Париже, как тебе шубы передать?
– В ближайшее время в Париже, судя по всему, я буду лет через 10. Мне стукнет 50, тебе 80, встретимся на твоей могиле на Пер-Лашез, там и передашь, – отвечаю.
– А какую именно, соболь?
– Песец.
27 апреля 2021 г.
На прошлой неделе мне довелось принять участие в опросе «русских интеллектуалов в изгнании» для уважаемого французского издания Figaro. Корреспондент с аристократической фамилией все время уточнял: «Вас не дискриминируют?», «Какие-то санкции или прецеденты культурной отмены показались вам особенно несправедливыми?», «Короче, несчастные случаи в эмиграции бывали?» (имея в виду гипотетическую враждебность к русским беженцам со стороны парижского населения). Я все отрицала. Ну правда, ни разу за полгода моего пребывания в Европе никто не продемонстрировал ненависть, узнав о моей национальной принадлежности. А если кинофестивали – профессиональные для меня мероприятия – на просьбу об аккредитации теперь отвечают: «Ждите, журналистов из вашего региона в связи с международной обстановкой дополнительно проверяет наш специалист по иностранным делам», я смиренно жду. Иногда мое душевное состояние таково, что я и сама себя дополнительно бы проверила – на вменяемость. Корреспондент все мои рассуждения выслушал и с удовлетворением сказал: «Нисколько не сомневался, французы очень любят русских и хорошо их принимают, вы знаете, я сам православный…» Потом мы попрощались, на воодушевляющей ноте.
За кадром описанной беседы осталось, впрочем, главное. Всеобщая усталость, причем совершенно разного толка. Я и подобные мне, в меру принципиальные, а скорее сильно впечатлительные люди, уехали почти сразу после начала вой-ны на эмоциях, которые певец Влади вынес в заголовок песни «Как это, блядь, возможно». Чуть позже пришел страх. Отчасти диспропорциональный: эмигрант хоть и проводит сутки напролет в телефоне, на новостных сайтах и в соцсетях, все равно моментально теряет чувство реальности. Уже много раз я слышала от «оставшихся», заглянувших на каникулы в Европу, что в Москве удивительно покойно (как покойнику?), что «Титаник» еще не затонул, что жить не мешают. И я им охотно верю. Не собираюсь спорить. И не собираюсь обратно.
Эмоциональная эмиграция окончательно стала физической. Даже если «Титаник» на плаву, сидеть в отважно музицирующем оркестре мне кажется безумием. Подчеркну – лично мне, без всяких претензий на объективность. От этого знания – что пауза стала вечностью – страх растет. А вместе с ним и усталость. Не от ужасов войны – от безнадежности бытия и неустроенности быта. Все начинать заново в 40 с лишним лет – абсолютная утопия. Каждый эмигрант из восклицательного знака превращается в вопросительный. В сутулое существо, готовое все ча-ще оправдываться, чем осуждать. И этому существу особенно обидно слышать то, что из раза в раз я слышу на посиделках с парижанами – про их усталость.
Тоже на прошлой неделе меня позвали в богемные гости. Огромная квартира в первом округе. Постмодернизм на стенах. International crowd – на диванах. Шампанское или бордо? Кто-то обсуждает нужды документалистики, кто-то – музей-квартиру Сержа Генсбура, который вот-вот распахнет двери на левом берегу Сены.
Ближе к ночи моего эмигрантского полку прибыло. На огонек зашла девушка из Санкт-Петербурга, сделавшая карьеру в компании LVMH. В отличие от меня, полноправная парижанка, работает и живет здесь лет десять, говорит практически без акцента, хоть ежедневно общается с клиентами из России и Беларуси на великом и могучем. Поверх шумной беседы о новинках местного кинопроката я краем уха уловила, как она рассказывала про полное отсутствие политической напряженности среди самой разношерстной клиентуры бренда. Только однажды странные американцы заявили ей в лицо, что Путин должен умереть. Ну и tax free по-прежнему не оформляют бывшим соотечественникам. А так – райские кущи люкса, где все в очереди на кассу равны и только покупатели haute joaillerie чуть равнее.Мне, безусловно, хотелось что-то пошутить про Яну Рудковскую, посетившую неделю моды, и про лицемерие LVMH – тут играем, тут пошлины не возвращаем, тут сумки заворачиваем, – но, опять же, усталость: зачем возмущаться кем-то, кто действует в рамках законодательства, даже если и кривит душой. Зеркало теперь главный рефери.
Однако через мгновение до меня донесся уже другой, чуть более остросюжетный обмен репликами. Симпатичный ресторатор из Бретани спрашивал девушку из LVMH: что она думает вообще о войне? И наконец-то последовал тот самый ответ: нам, маленьким людям, не понять, что произошло, недостаточно информации и пе-реизбыток противоречивых сведений, трудно сформировать мнение…
Впервые за полгода я столкнулась с носителем «неоднозначной» идеологии лицом к лицу, а не в фейсбуке. А мгновение спустя раздался мой крик, заимствованный бессознательно из еще одного заголовка – «Новой газеты»: «Мы знаем, что произошло: Россия начала бомбить Украину». Неважно, что мне ответила девушка из LVMH, как будто не заметившая, что ее работодатель закрыл все свои бутики на территории РФ, сформировав мнение оперативно. Кажется, она просто замолкла. Зато остальные гости принялись отвечать.
– Но мы и правда не знаем, что случилось!
– Это все из-за газа!
– Наши не лучше!
– Это серая зона!
Я ушла покурить. А потом вообще ушла. Обес-кураженная тем, что во Франции уже 11 месяцев с каждого газетного или книжного прилавка на обывателя глядит президент РФ, под его тревожным фото один кровавый титр сменяет другой, а обыватель продолжает видеть то, что привык: знаменитую парижскую гризайль, серую зону и где-то вдалеке – золотые купола русского культурного центра.
Невероятно, но факт: Путин мешает французам не потому, что выросли цены на газ холодной зимой – цены нормальные, ничего, про--стите за каламбур, «военного», а зима без снега. Путин мешает не доверять собственной власти и, главное, любить загадочную русскую душу. Веками просвещенные французы изъяснялись в любви к Транссибирскому экспрессу, Анне Карениной, Эрмитажу, березам, балетам, иконам и Тарковскому, чья могила под Парижем не то чтобы похожа на место паломничества, как, например, последнее пристанище Джима Моррисона. Хотя французы не особо чтят мертвых, даже своих: живые им дороже, и это нормально. Речь о другом. Россия даже для французских интеллектуалов прежде всего уютный миф, книжка с приятными глазу картинками, чье место на каминной полке или на журнальном столике неоспоримо. Ах, святая Русь, никакому Путину со своей войной не вытеснить тебя из пантеона. В этих сказках о России есть даже современные страницы – про олигархов и прочих веселых нуворишей. В конце концов, быть можно загадочной душой, но думать о нарядах от Луи Вюиттона. Как клиенты русские тоже никогда французов не разочаровывали. Морозной пылью серебрились их именные саквояжи… А теперь надо святых куда-то выносить. Куда? И главное, ради чего – универсалистских амбиций Макрона? Известно же, что нет в мире справедливости, а Россия была и будет.
То, что во Франции исторически за Путина все таксисты или мелкие лавочники, которым надоели желтые жилеты и прочие профсоюзы, – это понятно. Какой европейский центрист или правый не соскучился по крепкой руке? И даже представители североафриканских диаспор, не раз пытавшиеся мне доказать, что Путину далеко до колониальных преступлений французской империи или что в Пятой республике тоже плоховато со свободой прессы, у меня никогда не вызывали такого возмущения, как те, кто сегодня, спустя год после начала войны, разглагольствует об относительности зла и о противоречивости поступающих сведений. Если эти сведения противоречивы, то что, интересно, эти люди ценят в Путине? В других гостях я слышала про победу Красной армии во Второй мировой, вот бы порадовались Антон с Маргаритой.
Разумеется, мне, растерянному просителю документов или грантов, парализованному собственной никчемностью, подобный как бы «гос--теприимный» дискурс только на руку. Но где-то на периферии сознания, когда я отвлекаюсь от административных препон и разной насущной дребедени, просыпается чувство обиды – не на свою судьбу, а на жизнь вообще. Потому что как бы далеко ты ни уехал, вокруг опять недалекие люди, которым требуется совсем крошечное усилие, чтобы понять – не тебя лично, а положение вещей, но даже на это они не способны. Так выглядит их усталость. Хруст французской булки заглушает шум времени, превращаясь затем в белый шум на сером фоне.
Холод, 7 февраля 2023 г.
В Париже в прокат вышли все 13 фильмов Жана Эсташа, самого загадочного французского режиссера семидесятых, чье творчество не поддается классификации и совсем плохо изучено, ибо до самого недавнего времени находилось в руках взбалмошного наследника, не желавшего сотрудничать ни с какими дистрибьюторами. Широкой публике Эсташ известен своим opus magnum «Мамочка и шлюха», картиной, наделавшей шуму в Каннах в 1973 году и после скандала все же получившей гран-при жюри. Эсташ, по правде говоря, мог бы с легкостью войти в анналы поп-культуры, что твой Курт Кобейн. Так, например, он в титрах обозначал свой любимый Jack Daniel’s в качестве технического консультанта. Почти все вечера после съемок коротал в стриптиз-клубах или казино, беседуя с танцовщицами о философии, а наутро вместо извинений за собственную нудность присылал огромные букеты роз. Из всех идеологий предпочитал «теорию отстоя» (буквальный перевод с фр.) – истории неуспеха в итоге и привели его к славе, пусть и посмертной. В 1981 Эсташ покончил с собой, выстрелив в сердце и оставив снаружи двери записку, гласившую «Стучите, как будто хотите разбудить мертвого». Эсташ, конечно, был певцом безвременья, в семидесятые ни бунтари, ни истеблишмент не знали, во что верить и к чему стремиться, о бесконечных сомнениях в себе и в окружающем мире и повествуют его странные, неуютные и вместе с тем нежные фильмы. Вчера я сходила на «Грязную историю» (1977), это баллада о вуайеристе длиной в 50 минут – Майкл Лонсдейл в гостях у интеллектуалов рассказывает о том, как несколько месяцев подряд проторчал во второсортном кафе, где между мужским и женским туалетом имелась дыра на уровне плинтуса, позволявшая разглядывать половые органы дам. Монолог, который произносит Лонсдейл – о вагине как зеркале души – один из самых поэтических и политических текстов в истории искусства. Тут и ирония над патриархатом, подсматривающим на коленях за origine du monde, и филиппика в адрес общества потребления, предполагающего, что женщину следует добиваться, как и прочих благ, и критика сексуальной революции, и просто метафизика – ближе к финалу главный герой начинает смотреть на целый мир через все ту же «дыру», смутно догадываясь, что уже сам превратился в прореху бытия. В общем, великое высказывание о бессилии морали и аморальности бессилия. Кто будет в Париже летом, не пропустите этот момент истины.
Еще на днях прошла своего рода кастинг. Какие-то французские театральные деятели решили поставить спектакль про русскую эмиграцию новой волны. Типа вербатим. Конечно, им понадобились свидетельства, ведь русская эмиграция новой волны еще никак себя не проявила – ни романов, ни пьес, только сор из избы. Короче, созвонились в зум. Я из «кибуца» в Юрмале, они прямо с подмостков.
– Бонжур, вы говорите по-французски?
– Обязательно.
– Ну рассказывайте.
– Что именно?
– О чувствах.
– Чувства поганые.
Главный режиссер сразу обрадовался – запахло драмой. У помощников стали лица, как будто они на могилке Тарковского.
– Вы в депрессии?
– Не без этого.
– А если поподробнее?
– А что подробнее – я всегда ненавидела свою жизнь, теперь появились основания.
Главный режиссер просто воссиял: это то, что нам нужно, продолжим!
– Скажите, а как выглядит ваша рутина?
– Предаюсь бесплодной ненависти.
– Гениально!
– А какие планы, надежды, мечты?
– Планы? Я что, похожа на умственно отсталую?
Главный режиссер чуть не захлопал в ладоши.
– Зинаида, будем держать связь, вы нас очень вдохновили!
Поклялись друг другу в международной дружбе. Меня позвали есть щавелевый суп, они так и не перезвонили.
3 мая 2023 г.
Много было слов сказано в адрес разных, в меру важных фильмов Каннского фестиваля-2023. Вот тут просматриваются очевидные параллели между сейчас и тогда. В свастике себя не узнаете? А в Генрихе 8? Очень точно про диктатуру! Блистательно про коллективную ответственность! В итоге о том, что чувствует обычный человек при виде зла (банального или какого угодно), снял скромную, но совершенно волшебную картину Аки Каурисмяки. Ее герои – одинокие люди за сорок, перебивающиеся случайными заработками. Огни небольшого города Хельсинки освещают их путь – из убогой квартиры в унылый кабак. Иногда они оказываются в кинотеатре, на фильме Джармуша про зомби. По радио все время говорят про войну в Украине. И все время хочется выключить эти сводки. Проклятая война, но и жизнь проклятая. Надо ли выжить? Наверное. Ради чего? Они уже не знают. Возможно, ради друг друга. Или подобранной на стройке собаки, которую, конечно же, назовут Чаплин. Каурисмяки не идеализирует своих героев. Не хочет даже дать им имя, не то что надежду. В отличие от Дарденнов не пытается защищать их права – пролетариата, позабытого на фоне бесчисленных проклятий дня нынешнего. Да и потом они сами отчасти виноваты. Много пьют, мало к чему стремятся. Кроме робкой любви – не суть из отчаяния или представлений о заведенных порядках. Жизнь все же одна, заявляет Каурисмяки. И тем, кто за нее борется, а не против, надо пожелать удачи. «Опавшие листья» Ива Монтана звучат особенно пронзительно по-фински. «Опавшие листья» – лучший фильм этого фестиваля.
23 мая 2023 г.
В связи с новостями стала вспоминать, как Тин-дер повлиял на мою личную жизнь в России. После долгих подсчетов удалось установить, что за десять лет я лишь трижды после обмена банальностями онлайн сподобилась встретиться с контрагентами вживую.
1. Пили кофе, поругались из-за Троцкого. Я считала, что его не следовало убивать, так как никого не следует.
2. Пили кофе, поругались из-за Путина. Я считала, что он не стабилен и вообще…
3. Пили кофе, согласились насчет Путина, но не понравились друг другу в библейском смысле.
Во всех остальных геолокациях Тиндер работал на ура, кроме одного раза, когда не согласились насчет бога – я считала, что его не существует. Личная жизнь в итоге нашлась благодаря фейсбуку. Впрочем, фейсбук из России выгнали еще в прошлом году. Своих мнений о Троцком, Путине и боге я не изменила.
2 мая 2023 г.
Многие из моих оставшихся друзей не хотят уезжать, так как думают, что жизнь эмигрантов плачевна. В реальности она смехотворна.
Например, вчера я вышла из дома и отправилась на презентацию нового журнала «Комета» – про Восточную Европу. Это меня мама вытолкала: «Пойди отвлекись!».
Дело было в книжном магазине, и мне досталось место напротив полки с феминистской литературой. Честно говоря, как только кто-то из спикеров, кажется, его звали Мишка Ассайяс или Егор Гранд, заявил, что Россия больна, я взяла с этой полки сборник «Пенис хоррибилис» и погрузилась в чтение.
На меня с осуждением посмотрела соседка, оказалось, что из Болгарии. Чуть позже она закричала: «Мы Россией и русским империализмом сыты по горло, хотя вообще-то в Евросоюзе состоим с 2004».
Из презентации выяснилось, что журнал основали независимые исследователи из Парижа – на деньги независимых парижских банкиров, имеющих склонность к прекрасному. Поэтому рекламы в журнале нет, зато есть текст Филиппа Дзяд-ко «Радио Владимир», рассуждения Александра Эткинда о Пушкине, который, естественно, ни в чем не виноват, а также глоссарий, объясняющий, что означают энигмы – тыквенный латте, лилипутин и гетман. Все это великолепие собираются продавать по 22 евро, хотя «Вог» стоит около 9.
– Россия – прекрасная страна, – разорялся Егор Гранд или Мишка Ассайяс, – но все ее жители за Путина! Особенно простые люди! Они брали Париж и могут повторить! Это очень грустно, но я написал про них с присущим мне юмором!
Его коллега сообщила также, что сперва журнал хотели назвать «Потемкин», но потом подумали, что не надо темнить.
– Кстати, какие вы знаете русские слова? – перебил ее все тот же Егор Гранд, обращаясь к аудитории.
– Водка! Карандаш! Спутник! – раздались веселые голоса.
– Прекрасно, друзья, мы вас пригласим для работы над следующим номером!
Я тем временем покончила с «Ужасным пени-сом» и принялась за сборник эссе «Бейон--се – феминистка?».
Среди пришедших послушать диагноз России мелькнуло лицо Марка де Мони, в конце девяностых возглавлявшего British council по Петербур-гу и очень любившего до войны все русское, особенно Курентзиса. Остальные смахивали на ничьих бабушек и на «знатоков», с которыми хотел расправиться еще Остап Бендер.
На выходе я приобрела альбом про Жанну Моро, потому что обещала маме отвлечься. И двинула в сторону «Одеона» – пить красное вино. Пушкин ни в чем не виноват, нам повезло меньше.
12 октября 2023 г.
Посетила долгожданную премьеру «Лоэнгрина» в постановке Кирилла Серебренникова для Па-рижской oперы. Благодаря восторженным отче-там побывавших на прогоне уже знала, что из давних рыцарских разборок Серебренников сделал актуальный антивоенный манифест. В новой трактовке Эльза числится в психушке, так и не оправившись от гибели брата в пылу сражения, соответственно, лебеди, латы и прочая мишура королевства Брабант – ее горячечный бред. Не сказать, чтобы сильно оригинальная идея. Даже репертуар Бастилии пестрит спектаклями, в которых главные герои тронулись, а Вагнер, Пуччини или Гендель остались на перроне, грустно провожая взглядом очередное современное прочтение. Другой вариант разобраться с классикой, как мы помним, ролевые игры. Это вам не «Война и мир», это корпоративный аниматор для отдела маркетинга сочинил мотивационный квест.
В любом случае психоз Эльзы ожидаемо приводит в казармы и морг, где пайку давали, там трупы лежат – изредка, кстати, поднимаясь из пластиковых мешков и демонстрируя скульптурные ягодицы. На заднике тем временем показывают для особо непонятливых и равнодушных к геополитике французов инсценированные сводки с украинских полей – с применением гомоэротической оптики. Параллельно страдает хор, зажатый опять же чересчур антимилитаристскими декорациями в тиски. Короче, ужасов с лихвой, как на загробном базаре, но все равно не страшно. Война войной, а Вагнер побоку – настолько, что даже знаменитый поединок за честь Эльзы совсем не придуман – вместо божественного вмешательства откровенно слабый балет и жонглирование светодиодными лампами, две из которых улетели в оркестровую яму. Что-то подобное произошло у Серебренникова с Чайковским, точнее, с его женой – феминизм по недосмотру обернулся фаллоцентризмом. Так и тут, видимо, чувствуя недосказанность после прошлогодней Каннской пресс-конференции, Се-ребренников поперек Ло-энгрина пишет «Пусть всегда будет солнце». А ведь можно было сосредоточиться на главном: что людям недостаточно правды, что люди не умеют верить и любить, что все им нужно извратить и опошлить, что счастье в этом мире невозможно, поэтому каждому Мессии, явившемуся спасти мир, требуется обратный билет. Впрочем, миру мир, войне нет.
24 сентября 2023 г.
Париж наводнили охочие до прекрасного москвичи. Арт Базель и сопутствующие мероприятия, оказывается, даже популярнее недели моды. Отзывы в соцсетях неизменно восторженные. Кто-то сравнивает Марка Ротко с Константином Богомоловым. А кто-то умиляется, что на ужинах Гарри Нуриева название икры Volzhenka пишут по-русски. Поздний Пикассо в сториз чередуется со свежими лангустинами и утренними селфи. Я тоже по этому поводу сходила на экскурсию VIP (на Арт Базеле всё и все VIP – без этого статуса даже пальто в гардероб не сдать, только зонтик). Сначала послонялась в Maison Guerlain среди коллекционеров, которым показывали переосмысленные «Цветы зла». Араки, Кифер и дебютант из Украины выступили со свежей идеей, трактующей человека как хрупкий цветок жизни. Представитель ярмарки на плохом английском спрашивал любителей совриска: вер ю фром? Оу, ЭстонИ, ай ноу, Рига из бьютифул. Потом раздали крем для тела и повезли в Гран Пале Эфемер (реальный Гран Пале на ремонте), где все эфемерно, кроме сумок Луи Вюиттон (им посвящен отдельный стенд – левее лангустинов и правее Пикассо). Собственно, экспозиция ничем не отличается от 2022, да и от любого Арт Базеля – в Майями или Гонконге. На каждом углу Кальдер и Фонтана (скольких он порезал, скольких перерезал), а также второсортный Баския и третьесортный Уорхол. Попадается, правда, и совершеннейший авангард – можно приобрести мангал, уголь для него, картонки, если угля недостаточно, и пожарный гидрант, если что-то пошло не так. Все это по заветам Дюшана тоже является частью искусства. Публика, естественно, выглядит заговорщически – ведь тут все в теме, а многие и в доле. Гетеросексуальные мужчины в юбках, пожилые гомосексуалы в милитари, асексуальные женщины в бусах, кураторы в кроссовках, похожих на галоши, еще какие-то лохи в Гуччи и Диор. Все причмокивают, рассуждают о том, как артист поиграл с идеей тела, не лишенного души. Потом стоят в очереди за халявным «Рюинар». В отделении дизайна, открытом в доме Филиппа Поццо Ди Борго (героя фильма «1+1»), у которого первый этаж арендовал Лагерфельд, а потом особняк купил президент Габона, картина схожая. На диванах галоши, на столах лангустины, вместо людей цветы зла. Удручающее в своей конъюнктурной бессмысленности зрелище, рассчитанное на совсем неокрепший разум. И да, простите, что столь многословно.
22 октября 2023
Реальность меня догнала