Да-да-да, всё – одно

БГ был всегда. В юности он не хуже Высоцкого объяснял мне устройство позднесоветской жизни («Но громко бьют на главной башне позолоченные часы, и граждане страны желают пива»), в 90-е годы рассказывал сказки («Его звали Сувлехим Такац, и он служил почтовой змеей»), в нулевые фиксировал вкус путинской стабильности («Крем и карамель, так достигнут великий предел») и отмечал ползучую эмиграцию («Нам, русским за границей, иностранцы ни к чему»). В десятые же выл, но анализировал, ревел, но описывал обступившую нас посткрымскую некрореальность: «Эти песни не нужны природе – песни с мертвыми на ржавом ветру».

БГ – поэт-математик, он пишет формулами, из которых современники складывают каждый свое жизненное уравнение. Конечно, не у всех хватало времени и терпения десятилетиями оставаться верными прихожанами церкви Свидетелей БГ, поэтому столь часто можно услышать фразу, что после такого-то года БГ сдулся. Она всего лишь означает, что в таком-то году произносящий эту фразу сдул шарик своего внимания и перестал слушать БГ.

Свой последний концерт в России «Аквариум» дал 23 февраля 2022 года. БГ сказал тогда, что чувствует себя как в Мюнхене в 1939-м. А уже на следующее утро осудил войну в фейсбуке и улетел в Лондон – как и большая часть аквариумистов. С тех пор «БГ+» концертирует не по челябинскам, ханты-мансийскам и нижневартовскам, а по парижам, мадридам и ригам. Что нам, русским за границей, сильно помогло. В первый год полномасштабного вторжения типичный европейский концерт группы состоял из двух частей: в первой черные, мрачные песни (в смысле Pinturas negras Гойи) до предела сгущали тоску и отчаяние, а во второй песни светлые растворяли черную печаль слезами – если не радости, то надежды, что какой-то свет еще возможен. Слушать эти концерты можно было хоть каждую неделю – бери билет, садись за руль. И все же тогда казалось, что на вопрос женщины с голубыми губами из предисловия к ахматовскому «Реквиему»: «А это вы можете описать?» БГ ответил бы: «Не могу». Не только не было слов, но было чувство, что в данный момент лучше бы нам всем коллективно помолчать.

Но наступил сентябрь 2023 года, и слова нашлись. В мини-альбоме «Богрукиног» БГ, к тому моменту уже объявленный в России «иностранным агентом», не только разобрался с родиной («Не стой над душой, мама») и ее главарем («Обманулся в расчетах, упал лицом в грязь и не смог»), но и вывел предельную формулу русской жизни. Под небесное пение петербургского хора мальчиков она звучит вкрадчивым императивом: «А ты ешь землю, ешь землю, пой люли-люли». На самом деле там, конечно, поется «ой, люли-люли», но я услышала так.

И это он смог описать.

Ольга Серебряная

Ты сказал, что твои цели и цели грибов расходятся. Каковы твои цели?

Я буду тщательно подбирать слова. Кто-то из великих¹ сказал: «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой!» Это классика. Поскольку до конца моей жизни осталось значительно меньше, чем от ее начала, то мне приходится точно формулировать, что я хочу. Поэтому я занимаюсь именно этим: я навеваю золотые сны. Юмор этой ситуации в том, что это не сны. Но для большей части человечества это будет снами, потому что они еще не успели понять, что это не сон, а явь. Они живут в иллюзии. Они живут в иллюзии политики, денег, бизнеса, скандалов, войны – в любом случае это иллюзии.

Но, сказав это, ты себя выделил из них?

Да, конечно.

И стал тем, кто не живет в иллюзиях, кто уже как бы наяву?

Я себя выделяю потому, что пятьдесят с небольшим лет, уже прошедшие с тех пор, как я занимаюсь тем, чем я занимаюсь (я не знаю, как это назвать), дали мне возможность заметить, что ты являешься тем, кем ты хочешь быть. И, соответственно, окружающий мир вокруг тебя – это проекция того, каким ты хочешь быть.

Твои первые два высказывания, по-моему, с трудом соединяются: если окружающий тебя мир такой, каким ты хочешь быть, а они все спят, как ты вначале сказал, то получается, что ты хочешь с ними вместе спать?

Дело в том, что каждое человеческое существо состоит из массы разных слоев. И большая часть меня, естественно, такая же, как все остальные, то есть я тоже гонюсь за иллюзиями, я тоже живу в состоянии сна, я читаю новости, я зарабатываю деньги, я пытаюсь эти деньги использовать для помощи другим людям. Я смотрю телевизор, смотрю кино – иллюзии все те же, но просто часть меня знает, что все это иллюзия. Часть меня находится со всем этим, а часть меня видит, что это иллюзия, и говорит: «Окей, хорошо. I don’t mind».

Так этот золотой…

Золотой сон, который на самом деле золотая явь.

Ты как ее ткешь?

Нет, она существует. Она изначально существует в каждом из нас.

И ты в оставшееся тебе время хочешь с ней делать – что?

Я хочу, понимая ситуацию, использовать оставшееся время и оставшуюся энергию на то, чтобы помочь другим людям осознать это.

Вот эту золотую явь?

Это то, что называется брахман или атман в Упанишадах.

Хорошо. Но как? Получается, что ты если и не учитель, то принял на себя учительскую роль?

Нет-нет, я абсолютно на себя такую роль не беру. Я доношу слова учителей до людей. От себя я ничего не прибавляю, все уже сказано.

Я перечитывал твои стихи перед нашим разговором, и пара фраз вызвали во мне такую реакцию: «Серьезно? Вот так, да?» И я хочу уточнить…

Давай, я с удовольствием, я готов. Я отвечаю за каждое слово из того, что я спел в своей жизни, и все готов объяснить.

В одной из песен говорится: «Нигде нет неба ниже, чем здесь, нигде нет неба ближе, чем здесь». И это, кажется, сказано про Россию.

(Вздыхает.) Каждый волен интерпретировать сам.

А как ты? Разве это не было сказано про Россию?

Люди, живущие, родившиеся в Англии, могут сказать, что это про Ан-глию. Люди, родившиеся в Китае, могут сказать, что это в Китае. Но я ро--дился в России, и я имел в виду ту страну, где я родился.

Но эта небесная близость и низость как-то соединима с тем, что сейчас происходит «из» России? Про-исходит в буквальном смысле слова.

Что именно ты имеешь в виду: «Что сейчас происходит из России»?

Нет, происходит «из» России, про-исходит из России.

Выходит из России?

Да, военная агрессия против Украины.

Да, но из России также исходят тысячи и десятки тысяч интеллигентов, айтишников, они исходят одновременно с агрессией военной. Еще и исходит потрясающее количество талантливых, умных и честных людей, которые тоже исходят из России и населяют весь остальной мир. И это подарок миру. Потому что они будут работать на Голландию, или Францию, или Америку, или Китай, или Индию. Они будут работать на то, чтобы жизнь во Вселенной и в этих местах стала лучше. Я считаю, что это подарок.

Можно и так это увидеть, но мой вопрос был о другом: об образе народабогоносца, особой миссии России в ис-тории, и с этим, мне кажется, ты как-то играл или…

Ровно в той же степени, с которой я мог бы играть с прогнозом погоды. Потому что история того, как придумывались скрепы для русского народа, происходила при мне, я это видел. И мне было смешно, я спрашивал: «Зачем? Что вам, мало того, что есть русский народ, вам еще нужны скрепы?» Но не послушали.

А ведь скрепы решающим образом сдвинули всю ситуацию. Именно опираясь на эти скрепы, придуманные...

Нет, скрепы придуманы, опираться на них нельзя.

Ты, кроме того, говорил: «В России поставлен эксперимент, легко ли вытравливается человеческое из челове-ка. И оказывается, что очень нелегко». Ты все еще думаешь, что нелегко вытравливается человеческое из человека?

Я думаю о самом простом примере, который можно привести. Самый простой пример, который я могу при--вести, – это Дарт Вейдер из «Звездных войн», самая страшная фигура Галак-тики, имеющая страшные силы, страш-ный потенциал. Он в конце спокойно, из любви к своему сыну убивает мастера всей Тьмы. Так что человеческое из человека очень тяжело вытравливается. Другое дело, что есть люди, в которых человеческое погребено под таким слоем животного, что они про то, что они люди, не знают. Очень многие палачи, не только в Рос-сии, а где угодно – здесь, в Америке, во Франции, где угодно.

Ты можешь объяснить, что значит знать, что ты человек?

Стоп. Это вопрос, на который никто не мог ответить никогда.

Но ты же говоришь: «Некоторые люди не знают, что они…»

Под словом «человеческое» я имею в виду положительные отношения со Вселенной. Когда ты… Сейчас, начнем сначала.

Давай.

В Писании сказано: «Царство Бож-ие внутри вас».

Есть такое.

В Упанишадах и в Гите сказано, что в каждом из нас изначально присутствует божественное начало – брахман, атман, тот, кто населяет поле, тот, кто видит, тот, кто чувствует, тот, кто наслаждается. То есть бог, божественное начало. Дзен-буддизм говорит о состоянии дзен – состоянии полного приятия. Будда говорит о природе Буд-ды. Большая часть мировых религий напоминает нам, что внутри нас есть что-то вечное, бесконечное, находящееся вне времени, вне пространства, что воспринимает этот мир. И именно оттого, что в нас есть вот этот воспринимающий мир, тот, кто населяет поле, атман, – именно поэтому мы и существуем, чтобы этот мир мог воспринять сам себя. Это единственная цель всей жизни. Мир создан для того, чтобы мир мог воспринять сам себя.

Но, ускользнув от вопроса, в чем...

Я не ускользаю, я готов ответить.

Да, но, с моей точки зрения, ускользнув от вопроса «Что такое человек?», сказав, что разные учения старались ответить…

Нет, я сейчас вернусь к этому.

Да, давай.

То есть мы сформулировали, зачем существует мир и зачем существуют люди…

Ну, твое понимание…

Да-да, мое понимание. Соответст-венно, когда ты понимаешь, когда любой человек понимает, что он и все окружающее – это одно и то же по своей сути, что ты, я – это одно и то же. Когда я делаю хорошо тебе, я делаю хорошо себе, поэтому человеческое – это делать хорошо, помогать другим, лечить других, исцелять других, делать других целыми. Улыбаться им, любить их. Любовь – это присутствие бога. Отсутствие любви – это отсутствие бога.

Интересно. Перед смертью моей матери я устроил двухдневный разговор о счастье, на который пригласил своих друзей. Там мы читали Аристотеля и обсуждали еврейское понимание счастья, немецкое. Уходя на эту беседу, я сказал маме, что соберутся мои друзья, будем обсуждать понятие счастья. И она на меня смотрит и говорит: «А что там обсуждать? Счастье – это делать добро другому». И с таким взглядом: «О чем там два дня говорить?»

Ну, в общем, да.

Самое непонятное в тебе для меня: как в тебе совмещается буддизм и индуизм, да еще и православие там тоже недалеко. Как это все…

И даосизм.

Как это все в тебе соединяется?

Потому что это одно и то же.

Сомневаюсь.

Объясняю. Некоторым мужчинам в женщинах нравится грудь.

Так.

Некоторым мужчинам нравятся но-ги.

Так.

Но суть одна и та же.

Ну это для смеха хорошо, а для исчерпывающего объяснения недостаточно. В каком смысле православие и, скажем, шиваизм – это одно и то же?

Потому что и то и другое подразумевает, что Царство Божие находится внутри каждого живого существа, а все остальное – это иллюзия, зависящая от поведения человека. Внутри каждого смертного существа существует бессмертная и вечная сущность, которая использует смертное тело для восприятия и улучшения действительности.

У меня такое ощущение, что ты упрощаешь эти традиции до какого-то одного их аспекта, и это упрощение дает тебе возможность их считать за одно, хотя это очень разные пути. Ведь если есть, скажем, семнадцать путей, то говорить, что все пути одно и то же, потому что ведут в один и тот же город, – это…

Нет, пути все разные, но они ведут в один и тот же город.

Но нельзя же… Один человек не мoжет одновременно идти по пяти дорогам.

Не может. Но человек может понять, что идти некуда. Ты, может, уже там. Я расскажу притчу. Один монах шел-шел и дошел до огромной реки, а плавать он не умел, вот он и думает: «Что же теперь делать? Как мне идти дальше?» И смотрит, а на другом берегу явно какой-то мудрый старик. Мо-нах кричит ему: «Старик! Учитель! Мудрый, мудрейший! Как мне попасть на другой берег?» Старик посмотрел на него и сказал: «Сын мой, ты уже на другом берегу».

(Смеется.) Это прекрасная притча. А ты не хочешь рассказать, как ты вдруг это понял? В какой ситуации ты понял, что некуда идти?

В пятом классе, в апреле месяце 1965 года. Я услышал по «Голосу Аме-рики» песню «Битлз» I Want to Hold Your Hand. Буквально трех-четырех секунд этой песни мне хватило, чтобы понять, что теперь я знаю все. Мне некуда идти, потому что вот оно – то, что искало все человечество, вот оно все передо мной. И выясняется, что во мне это есть. С тех пор у меня не было ни одной проблемы.

И ни одного вопроса?

Нет, вопросы были. Вопросы были. Где мне найти книжки по индуизму, которые в 1965 году пятиклассник найти не мог нигде, но мы, например, нашли. Потом были вопросы, где найти книжки по дзен-буддизму, по буддизму, по даосизму, по всему остальному, – выяснилось, что если начать искать, то все можно найти. Книжки мне были нужны не для того, чтобы узнать, куда идти, а чтобы понять, как разные люди интерпретируют одно и то же.

Твоя жена мне рассказывала, как один буддийский монах в вас ввел, инициировал некий взгляд, но потом она поняла, что не хочет видеть все, не хочет знать все, потому что трудно все это знать.

Мы по-разному это воспринимаем.

А ты как этот дар воспринял?

Я воспринял именно как то, что я уже знаю.

И все же объясни, в каком смысле в песне «Битлз», услышанной тобой, есть все знание?

Объясняю. То, что преподавал нам… в моем случае Чоки Нима Ринпоче, в случае с Иркой – его отец, великий Тулку Урген Ринпоче…

А как это, где?

Это было в Непале. В ньингма-буддизме это введение в истинную природу. Учитель показывает ученику, что истинная природа уже в нем, что она изначально в нем. То, что истинная природа (на хинди это брахман или атман) – одно и то же. Или Царство Небесное у православных.

Ирина, объясняя, почему ей было трудно, указывала на других людей, судьбу, природу которых она видела, и оказалось слишком трудно нести такого рода знания.

Это больше чем знание, это лучше чем знание – это отсутствие знания, отсутствие необходимости знания. То, что ты и так есть всё. Знание в данном случае является лишним. Знание – это, грубо говоря… Ну вот у вас есть телефон, в котором есть Google… И у тебя есть возможность в любую секунду узнать, получить ответ на любой вопрос. Это то, что называется, как ты хорошо знаешь, Хроники Акаши, то есть сумма, всеобщее знание. Но нелепо думать, что это всеобщее знание. Это как огромная библиотека описанная.

Нет, ну это совсем другой уровень знаний. Вот знать, например, что атман – это брахман и брахман – это атман, это тоже знание, но оно не такое знание, как часть многих знаний из Хроник Акаши. Там знание партикулярное, про отдельные как бы части. А атман – это брахман, это одно знание.

Знания, содержащиеся в том, что мы называем Хрониками Акаши, – это не знание, изложенное в словах. (Порыв ветра.) Природа соглашается.

Или не соглашается.

Я считаю, что соглашается.

Ну вот, я просто хотел сказать, что знания, содержащиеся в Хрониках Акаши, – это не знания, изложенные словами, это знания, которые проявляются у тебя в сознании, когда ты задаешься вопросом. Перед тем как ты задал вопрос, этого знания у тебя в голове нет. Это знание появляется, когда ты задаешь вопрос, одновременно с вопросом. Вся информация существует, но информация – это уже функция, это уже вторичная функция, потому что изначально знание, а знание не предполагает формулы, это несформулированное знание, это невысказан-ное. Поэтому введение в истинную природу, которое практиковали Тулку Урген или Чоки Нима Ринпоче, – это именно напоминание каждому человеку о том, что весь потенциал знания, невыраженное знание, содержится в…

И для тебя это напоминание и то, с чего ты начал: что атман – это брахман и брахман – это атман, это для тебя одно и то же?

Да. Это веточки одного и того же дерева.

А, ну меня отпустило. А то я уж подумал, что все одно и из этого уже не выпутаться. А если это веточки, то там уже есть разница.

Но поэтому, когда смотришь на ветку, тебе кажется, что ветка отдельно. Когда ты смотришь на дерево от корня, ты видишь, что и ветки, и корни, и ствол – это одно и то же.

Но нет, я не вижу, что они одно и то же. Они принадлежат к одному и тому же, не будучи одним и тем же. Рука и нога не одно и то же.

Ну это части тела.

Посмотреть на них как на части тела – да, они одно и то же, части тела, а посмотреть на их функцию – ты руками ешь и ногами идешь, да?

Да. Но можно и наоборот.

Труднее.

Сложно.

Вернемся к песенке «Битлз», в которой, как ты сказал, ты увидел все.

Для меня это было именно введение в мою истинную природу. Это то, о чем сказано в Упанишадах, – о том, что брахман как солнечный свет. И в Упанишадах есть замечательная фраза: «Убери свой диск солнца, чтобы я мог увидеть истину. Потому что ты – это то, чем светит солнце».

Скажи, что тебе раскрылось при работе над переводом Бхагавадгиты?

Ничего. Суть я и так знал.

Какова она?

Вот именно это и есть: невыразимое, существующее вне времени пространство, как говорят, ярче тысячи солнц.

Не странно ли, что многие люди того, что ярче тысячи солнц, не видят?

Не странно. Они видят свое собственное «я», которое затмевает им любое солнце. Солнце сложно увидеть, когда оно закрыто от тебя стеной. «Я» – это стена.

И как от этой стены отвернуться?

Понять, что ты не хочешь жить внутри этого дома, а хочешь жить снаружи. Выйти за дверь.

Так, да? Но вопрос методики остается: каким образом выйти наружу из того дома, где твое «я»?

Сначала понять, что тебе неинтересно, а потом понять, что защищаться не от чего.

А, то есть первый шаг, что тебе неинтересно «я»?

Тебе скучно жить в этом доме «я». «Я» – это дом, который ограничивает, отрезает тебя от всего остального мира. И ты говоришь: «Эй, мир, дай-ка я у тебя все заберу, чтобы у меня в доме было все». Мир говорит: «Зачем? У тебя и так есть все». Но «я» говорит: «Нет, оно должно быть у меня внутри. Я должен иметь расписки». Зачем? Потому что человек не уверен в будущем, в прошлом, в самом себе, ни в чем. Ему нужны подтверждения. Ему нужны капиталы, ему нужны банки, счет в банке, ему нужна чековая книжка, ему нужны сертификаты и все остальное. Как только ты понимаешь, что тебе это не нужно, вопрос решен.

То есть все равно вопрос остается, как выйти из этого дома, где твое «я»?

Сначала нужно понять, что тебе скучно в доме. И как только ты понимаешь, ты, естественно, на воле.

Оказывается, что дома и нету.

Да, именно об этом песня «Не выходи за дверь». Потому что она начинается с того, что «не выходи за дверь, потому что там опасно», а потом в последнем куплете сказано: «С тех пор как я проснулся, я не ночую дома». А там, где леса и поля, никто не знает, что есть дверь, потому что двери нет.

Кстати, я, когда открыл, что город золотой не «под небом», а «над»…

Я расскажу историю. Было и есть «над небом». Анри написал «над небом». Хвост, когда я был у него в Париже, после шести бутылок водки все-таки набрался смелости и напал на меня, сказав, что какое я имею право менять слова песни? Я ответил ему честно, что так я услышал эту песню. Я услышал эту песню в исполнении артиста по имени Лёня Тихомиров, который пел эту песню в спектакле «Сид» студии Варшавского, где был Курёхин, где был весь «Аквариум», был такой Эрик Горошевский, якобы ученик Товстоногова, который очень меня не любил, но взял «Аквариум» весь к себе как студию, как актеров, из которых можно сделать все что угодно. Поскольку главное, что ему было нужно, – это внимание к себе. Ну как любому из режиссеров.

Я встречал такие качества у художников.

Все они все равно люди одинаковые. Я тоже ровно такой же. Но Эрик поставил «Сида» Корнеля, и там Лёня Тихомиров пел песню «Под небом голубым есть город золотой».

Удивительно. С тех пор как я влюбился в эту песню, я подозревал тебя в том, что ты пошел на компромисс с советской властью. Поэтому «под небом». А Хвосту ты так и объяснил, что так услышал – и все?

Я объяснил ему как раз то, о чем мы говорим. Что в Писании сказано, что Царствие Небесное внутри вас есть – не над небом.

И не под.

Ни в космосе, ни в вакууме, оно есть здесь – в каждом человеке. И Христос это вам, дуракам, говорил: «Куда вы помещаете рай?» Это специально, чтобы куда? На Запад, в Америку, на Венеру, на Юпитер, в созвездии там... Рай находится внутри, иначе его нет.

И Хвост на это согласился?

Мы выпили бутылку водки под это. И он, обдумав все, сказал, что он признает за мной право такой интерпретации и я могу продолжать это петь. Ведь ему объяснили, что лично я и группа «Аквариум» заработали миллионы долларов, исполняя их песню и таким образом воруя у них деньги. А когда до него дошло, что мы не то что миллиона долларов не заработали, мы не заработали и десяти копеек, вот он и понял, что претензий ко мне у него нет. И потом мы с ним очень дружили и встречались то в Нью-Йорке, то где-то еще и всегда были в очень хороших отношениях.

Но так как мы сидим на Brompton Road, я не могу тебя не спросить про «Сидя на красивом холме». Больше двадцати лет назад вот в этих же краях эта песня была для меня очень значима.

О, как приятно, спасибо.

Там есть слова: «И все, что есть у нас, – это радость и страх». А радость «того, что все в надежных руках». Это чьи руки?

Брахмана.

Ну, Борь, разве у брахмана есть руки?

Есть Кена-упанишада, насколько я помню. В Кена-упанишаде, в четвертой, кажется, главе, рассказана история про то, как брахман устроил богам победу над демонами. Но боги решили, что это они все устроили. И послали сначала Агни, потом послали кого-то еще, потом послали кого-то еще. И эти боги с ним ничего не могли сделать, ничего не могли у него узнать. И потом на месте брахмана, которого они никак не могли признать, они не понимали, кто это, появилась божественной красоты дева, дочь Гималаев, которая в ответ на вопросы сказала: «Это был брахман. И победу вам даровал брахман. Вы думаете, что вы это сделали сами? Хуй вам! Это все сделал брахман». Это к вопросу, есть у него руки или нет.

(Смеется.)

Брахман действует через все. То есть, грубо говоря, в данном случае брахман абсолютно аналогичен дао. Что такое дао, не знает никто, но все знают, что дао – это то, как все идет. Вот брахман – это то, как все идет. Человек может быть в курсе или не в курсе.

Вот ты поешь: «Чтобы стоять, я должен держаться корней». Каких корней?

Когда я писал песню, я не задавался таким вопросом, поскольку это было очевидно.

Вопрос появляется, наверное, из-за возможных почвеннических идей, что корни-то – в земле-матушке России.

(Аплодирует.) Земля-матушка не име-ет никакого отношения ни к одному названию, ни к другому, ни к третьему – земля-матушка. Земля. Матушка. Линии по ней проводят люди.

Да, но ты же тоже человек.

И хотя я не согласен с линиями, они меня не интересуют.

Я прервал твои объяснения, каких корней?

В 862 году северные народы, населяющие то, что мы теперь называем севером России, – чудь, кривичи, мери, веси – послали князю Рюрику из королевского рода Скьёльдунгов призыв, чтобы он пришел и правил ими.

Попросили?

Да. Напомню, откуда они послали, и, как сказано в летописи, «послали к варягам в Русь». Русь – это варяги.

Варяги вообще-то не русские.

Слово «русские» содержит в себе корень «рус». «Рус» – это варяги.

Так.

Тогда не было такого слова. «Рус» – это слово скандинавское. Поэтому когда мы говорим «Россия», мы должны спросить себя, какую Россию мы имеем в виду? И когда мы говорим «матушка-земля», матушка-земля – одна, земля одна, а в клетки сажаем мы ее. У меня это всегда вызывает припадки гнева, потому что…

Которая часть в тебе вызывает припадки гнева?

Стремление поделить землю на наших и не наших, потому что это – повод для войны.

Ну наверняка у войны тоже есть какой--то смысл, иначе бы эпосы не существовали.

Война – это средство заработать. А заработать для чего? Чтобы кормить детей.

То есть, по твоим словам, война – это благородное дело, если это чтобы кормить детей. Вот, по Аристотелю, я тебе процитирую: «Есть народы, которые иногда зарабатывают набегами. А это, – говорит он, – разновидность охоты».

Совершенно верно. Из этого чуть-чуть логики, и следует два простых факта: если набег – это разновидность охоты, значит, тот, кто набегает, охотник, – это человек, а те, на кого набегают, – это животные. Значит, я – главный, а остальные – животные? Плохая точка зрения. Нельзя ставить себя выше других. И, второе, набеги – не форма охоты, набеги – это форма воровства: кто-то вырастил урожай, а я спиздил. Значит, ты вор, все. Значит, Аристотель – вор.

Но до начала XX века война воспевалась в разных…

Всегда, она и сейчас воспевается.

Да, ну а как ты это объяснишь? Она же не воспевалась как форма заработка. Она воспевалась как уникальная ситуация для проявления добродетели.

Какая же здесь добродетель?

Мужество, например.

Какое мужество? Изнасиловать женщину – мужество? Убить ребенка – мужество? Без сомнения? Но дело в том, что цивилизации, которые пользуются такими ценностями, к сожалению… Нет, не буду продолжать эту фразу, потому что она будет глупой. Потому что в любой цивилизации, в любой культуре, в любой стране есть люди разных каст. И в Бхагавадгите, где Кришна говорит Ар-джуне: «Арджуна, сражайся, потому что таков твой долг».

Твоя дхарма, да.

Долг кшатрий – сражаться и убивать. Долг людей из средней касты… я все время забываю, как он называется, выше шудр...

Вайшьи.

Да-да, вайшьи. Долг вайшьев – торговать, выращивать урожай, долг браминов – служить богу и все направлять. У каждого свой долг. Поэтому есть всегда воинская каста, она есть везде.

Да, но она же не обслуживает только цели наживы.

Она обслуживает цели порядка.

Цели порядка и самозащиты…

Самозащиты от чего?

От глупых воров, которые могут прийти к твоему огороду и спиздить то, что вайшьи вырастили.

Совершенно верно. Поэтому возникают ситуации, которые мы сейчас видим, когда правитель говорит: «У меня такое ощущение, что вот та нация хочет на нас напасть. Поэтому чтобы они на нас не напали, давайте их уничтожим. В целях самозащиты». Этот прием стар как мир. Он не сейчас был придуман. Но мы в нашем прекрасном разговоре совершаем одну маленькую и вполне естественную ошибку: мы смотрим на дело с человеческой точки зрения. Мы смотрим на дело с точки зрения того, что есть гуманизм, что есть ценность человеческой жизни. Что есть… стоп, а у природы есть ценность человеческой жизни? Для природы ценность человеческой жизни примерно равна ценности человеческой смерти. Тем, что труп человека удобряет землю.

А тебе доступна точка зрения природы?

Она мне не то чтобы доступна или недоступна. Мой мозг к ней не привычен. Я могу, теоретически проведя какое-то, наверное, довольно долгое время, попробовать увидеть все с другой точки зрения, не с человеческой, не с антропоцентрической. Наверное, это возможно. Я не уверен, что я после этого останусь человеком.

Да-да, перерастешь в гриб просто! (Смеется.)

В гриб вряд ли… У меня свои отношения с грибами.

Ну в какую-то траву… А твоя критическая заметка по отношению к нашему разговору предполагает доступность, скажем, божественного взгля-да на вещи?

Да.

Но разве ты про эту точку зрения говорил, что она отсутствует?

У меня есть знакомый суфий, с которым я познакомился в Путтапарти, в ашраме Саи Бабы. Он из Кашмира, из линии учителей Джалаладдина Ру-ми. Он провел много лет в пещере, у ног своего учителя, потом учитель отправил его открыть лавку и торговать. И таким образом просветлять людей. Тех, кто будет к нему приходить за советами и вопросами и всем остальным. И вот как-то раз мы с ним говорили, и он сказал: «Чем ближе человек к богу, тем меньше ему надо». И объяснил, что он имеет в виду: когда человек – человек, ему нужно все. Он хочет, чтобы все было его: деньги, женщина, энергия, жизнь, годы – все. И чем ближе он к богу, тем меньше ему надо, потому что у бога есть всё. Богу ничего не надо, он есть всё. Бог ничем не владеет, потому что он есть всё. Чем ближе человек к богу, тем меньше нужно человеку, понимаете? Это объясняет полностью все.

Это объясняет одну фазу духовного пути, возможно, близкую к последней фазе, но не весь путь.

Это объясняет принцип. Чем больше у тебя есть, тем больше ты к этому привязан. Тем больше ты видишь не мир, а свою собственность. А твоя собственность иллюзорная, потому что ты ничем не можешь владеть. То есть если я скажу, что я владею этой чашкой, то это будет ложь – я не владею.

Ну правильно, мы видели хозяйку.

То есть если я ее куплю, я не буду ей владеть.

Она будет владеть тобой, конечно конечно.

Скажи мне, я тут одну цитату из твоих стихов перескажу тебе в форме вопроса. «Я знаю все, что есть, но разве я могу?»

Да.

Объясни мне, я не понимаю вопроса.

А там нет вопроса.

Как нет?

А, в смысле «разве я могу»? Это легко! Как когда ты знаешь все, что есть, то видишь и «за», и «против», ты видишь и «да», и «нет». Ты одновременно видишь все стороны; когда ты видишь все стороны, ты лишен возможности действовать, потому что ты видишь: и это хорошее, и это хорошее, и почему это, и почему это, и почему это. Когда ты видишь все, ты не можешь в это вмешиваться.

А скажи, ты часто попадаешь в такое состояние знания, когда ты знаешь все? Вот в этом смысле?

Ну я живу в нем. Я очень часто это вижу. Я вижу, когда я решаю, скажем, какие-то споры между людьми, я вижу точку зрения этого человека и этого человека и понимаю и этого, и того. И единственная возможность решить этот спор – это сказать: «Ребята, вы меня вообще не интересуете. Я скажу, что нужно сделать вот так, потому что это будет важно не для тебя и не для тебя – это будет важно для общего процесса». И вот тут наступает страшное, потому что я беру на себя божескую власть. Я говорю как должно быть, а я не могу этого говорить, потому что я знаю все. Но разве я могу? Разве я могу вмешиваться в жизнь?

Ну как всезнающий не можешь, а как незнающий можешь.

Да.

Скажи, ты русский?

Я родился в семье генетически русских людей. Отцовская ветвь моей семьи из-под Саратова, из староверского рода известного. По материнской линии я из деревни под Солигаличем в Костромской губернии. Поэтому на три-четыре колена стопроцентно русский. Без примеси татар, чуди, кого-то там еще.

По-моему, в течение последнего года с небольшим отношение к русскому в мире меняется.

У глупых людей меняется.

Ну я как бы тоже глупый, и я заметил некие изменения внутри себя по отношению к русскому. У меня появились подозрения, которых раньше не было.

Я готов их развеять и объяснить. Любые.

Хорошо. Я замечаю, как во внутреннем пространстве моем всплывают подозрения и сомнения. Вокруг русского во мне. Можешь мне как глупому объяснить, откуда это и что с этим делать?

Ты, как и я, родился и вырос в Советском Союзе.

Безусловно.

Поэтому мы оба знаем, о чем мы говорим. Так вот, когда я шел в школу в первом классе, вот я в полдевятого выхожу из дома и бегу в школу. Мне бежать в школу сто метров: вокруг дома – и вот уже школа. Но есть одна парадная, еще одна, потом еще две парадных. У этой парадной и у этой парадной могут стоять ребята, которые на год старше меня, которые будут у меня отбирать десять копеек и все остальное.

Да, да.

Для меня вот это и есть. То есть когда я говорю о прекрасной Руси, я все время забываю, что прекрасная Русь это в себя тоже включает. Я не говорю, что это есть только в России, это есть в Англии – сколько угодно, в Америке – упаси господи! То есть это везде есть, но плохие люди – даже здесь плохие люди. Люди недостаточно образованные, чтобы исцелиться от желания унизить бессильного, – таких людей много везде. Но они есть, и они есть всегда. Это не повод говорить, что этот народ – плохой. Когда мы смотрим на ЧВК «Вагнер», которые, помимо всего, набирают людей из тюрем, берут врага в плен и потом продают его, зарабатывая на этом...

Я не знал.

Это из первых рук. Это люди, грубо говоря, специфического кодекса чести. Но я воспитан в других понятиях о чести, которые включают в себя, в частности, что пленников войны убивать нельзя. Хотя наверняка во время войны пандавов и кауравов убивали еще как.

Боже упаси!

Везде есть свои понятия. Поэтому я не суюсь туда, где моя точка зрения невозможна.

Понимаю, но ты с легкой руки, обозвав глупыми тех, у которых меняется отношение к русским сейчас…

Да. Но это плохое отношение должно было быть всегда плохое. Русские никогда не были другими. Когда Хру-щев снимал ботинок и стучал в United Nations по стойке – это как? Это называется обезьяна. Называется нецивилизованная обезьяна, хвастающая своей силой. (Стучит по столу.) Сила заключается в наличии ядерного оружия. Все.

То есть глупые в том смысле, что могли бы и раньше понять...

Да, угрозу.

Но когда ты говоришь, что глупые поняли это только сейчас, а умные как бы понимали всегда, неясно, что они понимали? Что русские – это обезьяны?

Нет.

Так объясни.

О русском. Среди людей, населяющих Россию, огромное количество людей интеллигентнейших, честнейших, добрейших. Другое дело, что не они определяют политику государства. И, более того, устройство государства таково, что честные люди попасть во власть, скорее всего, не могут.

Правильно ли я тебя понимаю, что твое понимание русского не поменялось за последний год?

Нет, нет. Они всегда были такие. За последний год мне очень часто приходится вести беседы – с русскими в том числе. И когда я спрашиваю: «Вы что, не понимали, что это все – так оно и будет, что к этому все идет?» И мне все отвечают одну страшную вещь: «Ну мы думали, как-то обойдется». Вот глупость – это вещь непрощаемая. Глупость я простить не могу.

А когда ты узнал, что так оно и обернется?

С рождения. У меня дома все время мать с отцом вели споры по поводу Сталина, по поводу всего остального.

Но Сталин – грузин вообще.

Какая разница, да хоть эфиоп.

Ну да, но советскость и русскость – это же не одно и то же.

Важно отношение людей.

К власти?

К власти. Когда люди плачут на похоронах Сталина, когда люди, пришедшие с зоны, где они сидели тридцать лет, плачут по поводу похорон Сталина – это о чем-то говорит. Это называется: «Приди и правь нами!» Поскольку мы сами не можем. Вот это страшно.

Да, но мне бы хотелось понять: ты говоришь, что ты с самого рождения...

Я рос в атмосфере, мягко говоря, недоверия к любой власти. Я видел, как по радио говорят одно, а люди живут и думают по-другому. И я все больше понимаю, что люди, которые жили в Советской стране, не то что многого были лишены – нет, – как легко они это принимали. Я сам принимал за необходимость то, что было навязано со стороны. Я вчера прочитал замечательную, очень красивую, очень трогательную прозу юмориста Жванецкого.

Да, но он вообще одессит. Ну неважно. Но есть разница. Сейчас есть. Раньше не было, сейчас есть.

Год тому назад не было. И у него трогательное такое мини-эссе по поводу того, какая нежная и прекрасная была советская власть. Было мало всего, была такая вот колбаса, завернутая в серую оберточную бумагу. Было мало, но как Родина о нас заботилась. И у меня возникает вопрос: а почему именно на этой родине колбаса была одна и завернута в серую оберточную бумагу, в то время как у всех остальных этих колбас было сотни? Почему? Что, Россия чем-то хуже? Она чем-то провинилась? Нет. Потому что люди, которые ей правили, решили, что нужно вот так.

Меня удивляет легкость, с какой ты переходишь от советского к русскому.

Советское взяло все, что было русского, и возвело это в квадрат. В советском было, как и в русском, потому что если почитать хотя бы Салтыкова-Щедрина, можно и Толстого, можно и Чехова, так выясняется, что все плохое, что было в Советском Союзе, все уже было в России, было уже в XIX веке. Забавно, что на острове Гваделупа рабов освободили на пятьдесят лет раньше, чем в России. Ну не смешно ли?

Ну так...

В Лондоне метро начали строить на двадцать лет раньше, чем освободили рабов в России.

Да, но ты как русский как к этому относишься?

Отношусь к этому...

Именно как русский, не как божественный…

Нет, я не отличаю одно от другого. Я просто живое существо. Я не отношу к себе ни одного прилагательного.

Ты согласился, что ты русский...

Стоп, я не говорил, что я русский. Я говорил, что по крови мои родители оттуда и оттуда, о себе я не говорил вообще ничего. Я не беру на себя смелость как-то себя характеризовать. Определить – значит ограничить. Мне гуру Шри Чинмой дал имя Пурушоттама – это один из божественных эпитетов, применяемых к Вишну, – «лишенный ограничений». Мне кажется, что любое определение ограничивает человека.

Давай вернемся к тому вопросу, который мы не договорили. Про корни.

Да. Если говорить про корни, это общие корни любого человека, это человеческая культура, которая определяет его поведение, образ жизни и образ мыслей.

Да? Но зачем держаться за то, что определяет?

Да. Но чтобы оно определяло, его нужно знать. Тебя не будет определять то, чего ты не знаешь.

Ты уверен, что тебя определяет только то, что ты знаешь, а то, что ты не знаешь, тебя не определяет?

Ну, скажем, я не знаю ускорение свободно летящей ласточки, но оно в какой-то мере меня определяет. Мое поведение среди людей точно определяется тем, что я знаю об отношениях между людьми. Знаю во всех смыслах этого слова.

Да, но мне хотелось бы сохранить возможность того, что неизвестное, непонятное и незнаемое мной внутри человеческих отношений тоже на меня влияет и может меня определить. Иначе, если я соглашусь с тобой, то все случайности, совпадения и так далее невозможны. Хотя случайности и совпадения бывают очень важны для определения разных поворотов судьбы. А они состоят из того, чего ты не знаешь, смешанного с тем, что ты как бы предполагаешь.

Я имел в виду то, что человек может отдать себе отчет в том, что он – вот это, это, это, это, это. Чтобы стоять, я должен держаться того, чему меня научила культура человечества.

То есть чтобы стоять, ты должен учиться у того, что вообще до меня знали?

Да.

Скажи, ты когда-либо ошибался в своей жизни?

Я думаю, что большая часть моей жизни – это ошибки.

А в словах своих тоже ошибался? Ты в начале нашего разговора сказал, что ты готов ответить.

Я готов объяснить каждую строчку.

В них возможны ошибки?

Ошибки возможны в том, что я придумывал, и невозможны в том, что было вдохновлено. То, что идет от вдох-но--вения, – безошибочно.

А тебе известно, что идет в тебе от вдохновения, а что ты сам придумал?

Нет.

И даже ретроспективно ты не можешь посмотреть туда и сказать: «Вот эта песня, похоже, была вдохновением».

Похоже, что вот здесь в большей степени было вдохновение – я могу сказать так: похоже.

Назови один пример песни, в которой было вдохновение. Мы говорили про, например, «Сидя на красивом холме»: это выдумка или вдохновение? «Я часто вижу сны, и вот что кажется мне...»

Нет, это вдохновение. Вдохновение.

То есть там нет ошибки?

Нет.

Дай мне еще какой-то пример, где ты понимаешь, что «это и не я придумал, это просто пришло».

«Махамайя» – из последних. Или любая древняя песня какая-нибудь. «Почему не падает небо», например.

А «Время наебениться» – это откровение и вдохновение или выдумки?

В основном вдохновение.

Серьезно? «Время наебениться» – это когда?

Понятия не имею. Песня и инструкция к действию – это разные вещи.

Ну дай мне хоть какое-то истол-ко-вание.

Я пишу слова, одно встает за другим. Я не даю советов. Я записываю то, что я слышу. Интерпретировать – дело каждого человека, но не мое. Но я должен написать. Если я буду интерпретировать, я совру. Я буду толковать жизнь в соответствии со своим пониманием. Но когда ты пишешь песню, ты свое понимание не включаешь вообще. Ты пишешь то, что правда. Понимать этого нельзя. То есть сразу начнет вмешиваться здравый смысл. Здравого смысла в песне быть не может. Песня выше здравого смысла.

А откуда она приходит?

Все авторы песен на это разводят руками. Поскольку сейчас выходит одновременно много Боба Дилана, всякие альбомы – бутлеги, не бутлеги, забытые записи, очень много интервью с ним вспоминается. И он везде говорит одно и то же: «Вот, посмотрите на этот текст, – говорит он, показывая свой текст 1965 года, – неужели вы думаете, что человек может это написать? Я сидел и смотрел, как моя рука выводит эти слова. Я сидел и смотрел на это со стороны».

И у тебя похожий опыт?

Да.

Поделись опытом: что надо с собой сделать, чтобы быть восприимчивым к тому, что открывается?

Нужно отрешиться от себя.

То есть выйти из того дома, про который мы говорили?

Да, да, да. Выйти из того дома, выйти из дома, из того места, где находится твоя собственность. Остаться без всего.

Ну да, все говорят, что пить нельзя, а ты не хочешь выпить?

Нет, мне сейчас еще работать надо.

А про кого ты говоришь, что они не выйдут из клетки? Или говорил? Потому что они никогда…

Про людей.

Ну не про всех же?

Про всех. Человеческая природа: в клетке уютно, в клетке тебя кормят и в клетке тебе говорят, что делать. Люди больше всего боятся принимать свои решения.

А ты с каких пор перестал бояться принимать свои решения?

Не знаю.

Но ты перестал бояться?

Не знаю.

Но принимаешь ли ты…

Не знаю. Меня это не интересует. Мне не до этого.

А до чего?

Я пытаюсь…

держать?

Нет, я пытаюсь научиться улыбаться. Это очень сложно, потому что у меня с возрастом, мне все-таки 69 лет, и с возрастом у меня приросло вот это вот… угрюмое... А я знаю, что научиться улыбаться очень сложно.

Еще говорят, что в йоге одна из самых трудных позиций – это поза трупа.

Нет, вот это мне легко.

Тогда я хотел бы перейти к последней части нашего разговора. И это связано с твоим отношением к собственной смерти.

Так.

С какими ожиданиями ты смотришь на свою предполагаемую смерть?

Буду перечислять подробно то, что мне приходит в голову в связи с твоим вопросом. Когда умирала бабушка, ей было около девяноста. И она за много лет до смерти говорила: «Хоть бы господь меня поскорее забрал». Она устала жить. Моя мать, когда умирала, ей тоже было довольно прилично, в районе восьмидесяти, она уже куда-то настолько унеслась сознанием, что ей было вообще все равно. То есть она где-то в другом была. Нет, она была абсолютно в этом мире, у нее никаких там ни видений, ничего не было, но просто по ее поведению было понятно, что ей уже вообще все это до лампы. У меня такое ощущение, что поскольку я успел сделать что-то в жизни и меня самого это удовлетворяет, то я могу умереть сейчас, вот прямо сейчас за этим столом, ну или по дороге домой. Или прожить еще двести лет. И меня устраивает и то и другое.

Левинас указал на то, что западная озабоченность собственной смертью игнорирует важность другого. Смерть другого – это единственная реальная смерть, с которой ты можешь встретиться, со своей смертью ты не встретишься. И из этого можно сделать следующий шаг: в размышлениях о своей смерти важнее взгляд другого, чем свой собственный. Ну ты можешь вызвать боль у других, близких тебе людей. Ты сам можешь ровно сейчас умереть или через двести лет, а не будет ли менять твой ответ то, что от этого некоторым людям может быть больно?

Как ученые, давай рассмотрим, отчего людям больно?

Давай.

Вот, скажем, умирает какой-то знакомый человек, родственник, или ребенок, или мать, отец, или кто-то близкий. И мне больно. А отчего мне больно? Мне больно оттого, что у меня были свои мысли, свои идеи, связанные с этим человеком. Я считал его своей собственностью. Как таковой он не имеет права умирать. Какое он имеет право умирать, когда у меня на него планы? И мой единственный ответ: отпусти! Ну дай человеку умереть, не строй на него планов, и на меня строить планов не надо. Мы отвечаем перед другой силой. Всё в надежных руках. Если есть эти надежные руки, значит, я перед ними отвечаю – и ни перед кем на земле. Скажем, если я умру и моя внучка будет по этому поводу плакать, то я ей, явившись как видение, скажу: «Любимая внученька…»

Отпусти меня.

Нет, я скажу: «Не надо меня отпускать. Имей в виду, что я пошел дальше, потому что у меня есть важные дела. И вскоре ты ко мне присоединишься, я пошел готовить дальнейшие чертоги». Знаешь, это так точно, как в «Звездных войнах», они все всё время появляются: и Оби-Ван Кеноби новые, и Йода, и… как его звали – учитель Оби Кеноби...

Этот маленький?

Нет, маленький – это Йода, а там еще был другой кто-то, с длинной бородой. Вот они никто никуда не деваются. Если нужно поговорить с мертвым, это не проблема. Однажды я стоял в очереди, чтобы поклониться мощам Серафима Саровского. И задал ему какой-то вопрос. Он ехидно очень сказал: «Любите людей, ваше боголюбие. Не меня любите, не бога любите, любите людей». Точнее, остроумнее и язвительнее сказать было ничего нельзя. Поэтому никто никуда не исчезает.

Однажды ты рассказывал про свой опыт в Бурятии, кажется, где тебе дали возможность подойти близко к ламе, который давно умер, но как-то там сидит. И ты мне говорил, что это вызвало в тебе очень неприятные переживания.

Да-да. Это испортило мою жизнь недели на три – на четыре.

Ты можешь объяснить почему?

Нет, мы тут имеем дело с концепциями, о которых мы очень мало знаем. Я могу предположить только, что мертвое человеческое тело может, в силу очень разных причин, быть средоточием большого количества негативной энергии.

Но когда ты стоял в очереди к мощам святого…

Святой – другое дело.

А в чем? Подожди, ты помнишь начало нашего разговора, что все одно?

Да-да-да, все одно.

И вот тут буддийский лама в этом смысле как бы такой же, как…

Нет, отношение людей к этому мер-твому телу другое. То почтение, с которым люди подходят к мощам Серафима, и сами установки православной веры предполагают в нем что-то очень светлое. Это светлое – продукт воображения человека. Но воображение иллюзорно. Тогда это иллюзия, но эти иллюзии являют из себя энергию, то есть создают энергетическое поле. Поэтому часто у мощей святых можно столкнуться с удивительными явлениями, которые никак не объяснить. В то время как буддизм предполагает наличие самых-самых-самых-самых разных вещей. И тот факт, что человеческое тело, вопреки всем законам, не меняется, а продолжает оставаться таким вот податливым, чего не может быть, но тем не менее это есть. Я это помню, я это пробовал, сам знаю. Никто не знает, с какими энергиями мы имеем дело. Я имею в виду, что энергии не бывают положительные и отрицательные. Это чушь. Энергия – это и есть энергия. У них разные градации, но называть их положительными и отрицательными, по крайней мере, глупо. Положительно, отрицательно – зависит только от нас. Но при этом при всем, что они зависят только от нас, но если ты коснешься льда, он будет холодный, а если засунешь палец в огонь, он будет горячий и тебя обожжет.

Но ты хотел и выстоять очередь к мощам Серафима Саровского, и подойти к ламе, который не разлагается?

Да, мне интересно.

А лама тоже тебе что-то сказал?

Нет.

Просто испортил три недели твоей жизни.

Ну это не по своей вине. Просто вокруг его физического тела существуют какие-то энергии, они могут вообще к нему не иметь отношения. Это может быть энергия этого места или энергия людей, которые живут в этом монастыре, и все что угодно. И могут быть энергии неизвестного класса живых существ. Все может быть. Но после визита к нему у меня жизнь очень сильно развалилась на части – ну не очень сильно, но печально. Печально, когда ты… То же самое у меня было после визита на ложное кладбище у Александро-Невской лавры. В городе Петербурге есть кладбище деятелей искусств. Мы не говорим про то, что настоящая могила – скажем, могила Мусоргского – находится под автобусной остановкой у ворот лавры. Но там поставлены надгробия, под которыми ничего нет. И на этом кладбище живут какие-то ребята, которые ничего хорошего не имеют в виду, – это не их вина, они живые. Но у меня после визита туда жизнь тоже была сильно испорчена на пару недель.

В твоем введении к книжке про священные места Индии ты говоришь, что там очень тщательно осматриваешь храмы, священные места. К моему большому удивлению, там нет храма, который, когда мне было восемнадцать лет, вызвал во мне очень сильный эротический интерес. Ну потому что там в камне выбиты всевозможные…

А, да, я знаю! Я там не был просто.

Почему ты там не был?

Мне эротики хватает на сцене. Я занимаюсь такой работой, которая эротику предоставляет в любом количестве – больше, чем в этом храме.

Объясни, а как твоя работа…

Рок-н-ролл?

Да, как-то это связано с эротикой?

Потому что рок-н-ролл построен на эротике. Рок-н-ролл – это выраженная в звуках эротика.

Эротика как соблазнение или как?

Ты на сцене, и все женщины тебя хотят.

Бедный Боря.

Да ничего, выжил же.

(Смеется.) Любовь сильнее смерти?

Это разные вещи. Они… Но вопрос лишен смысла. Потому что смерть – это прекращение жизни.

Но это не вся жизнь, которая у тебя есть?

Нет, не вся. Исходя из того, что мастера-джедаи являются всем после смерти, вероятно… The force is better.

Мне нравятся твои ссылки на джедаев. Мне однажды пограничник…

Ну какая разница – Священное Пи-сание или «Звездные войны»? И то и другое – произведение искусства.

Меня пограничник в аэропорту JFK спросил лет семь назад: «Эта одежда у вас религиозная?» Я говорю: «Да, конечно, я джедай». Он сказал: «А, ну понятно». И пропустил меня.

Вот понимающий человек.

Это я к тому, что в Австралии пять процентов верующих верят в джедаев.

Правильно. Я тоже.

Ты тоже из джедаистов?

Да-да, джедаиствующий.

А храм где твой? Весь мир и есть твой храм?

The Universe.

Ну, Борь, я очень рад, что мы так поговорили.

Я также.

Я могу с тобой пройтись?

Да, конечно.

У меня такое чувство, что я все время хотел тебя уличить в чем-то, поймать на ошибке. Извини, если с моей стороны была такая настойчивость.

Ты знаешь, я развею твои сомнения одной очень простой и понятной вещью. Дело в том, что большую часть своей жизни мне приходится проводить среди людей: семьи, друзей, кого-то еще. И эти люди так или иначе ограничивают. Все время я должен что-то сделать: то сходить в магазин, то перевести деньги, то к кому-то куда-то съездить... И поэтому в те немногие моменты, когда мне удается быть самим собой, то есть обычно это четыре-пять утра, когда я сижу и работаю, или вот как в нормальных разговорах, вот как сейчас, я – это я и есть.

То есть и в этом разговоре ты мог себя так чувствовать?

Да, да, да.

Слава богу. Может быть, ты помнишь, у Венички была идея, что в паспорт среди других граф надо вписать размах крыльев.

Абсолютно понимаю.

А Веничка был важен в твоей жизни?

Нет, вообще-то нет.

Ну это другая история. Вы другие.

Москва и Петербург – это две разные вселенные, две разные галактики.

То есть тебе легче понять Влади-мира Владимировича. Он тоже питерский.

Он именно питерский. Само слово «Питер» реально появилось в конце XIX века. Потому что когда при Екатерине Питер был Питер, это было немецкое имя. А в конце XIX века, когда в Петербург наехали крестьяне из разоренных сел, у них была пословица: «Питер бока повытер». Питер – это жестокое, мрачное, тяжелое, неприятное место со сквозняком и плохой погодой. Поэтому когда люди говорят: «Питер», понятно, что они не из Петербурга. Даже если они там родились, они чужие, они пасынки. В Питере нет сыновей, есть только пасынки. Сыновья есть у Петербурга.

А ты петербургский?

Я петербургский.

Не питерский?

Нет, никогда.

Но вы же почти что сверстники с руководителем.

Дело в том, что я с самого начала говорил, что я не советский, а он – советский. Он использовал советское для того, чтобы пробиться в жизнь по кривой. Он носил портфели за старшими мальчиками. Он работал в КГБ, потому что кагэбэшникам можно то, чего нельзя простым людям. Он отдельный, особый человек, ему разрешено то, чего всем нельзя. Это повод, по которому люди идут в КГБ, или в ГРУ, или куда-то еще, или в милицию. Давай пойдем понемногу.

Сейчас, я хочу с этим Буддой сделать общую картинку, и пойдем. Селфи можем сделать? Надо, чтобы и он был, и мы были. Сейчас вот так встанем. Прекрасно. Известно, кто это?

Ну Будда, судя по тому, что здесь третий глаз и длинные уши.

Так хорошо, по-моему, у нас бороды похожи.

Все прекрасно.

Здорово. Все ты мне объяснишь по дороге, хорошо?

Да, естественно.