Оболочка, в которой хранится ДНК

Обращаясь к Достоевскому, Николай Бердяев в «Духах русской революции» говорит о проклятом вопросе, который «русские мальчики» предъявили всемирной истории. Это вопрос не о боге, а вопрос о неприятии мира, который создан богом, о мире, в котором присутствует этическое начало. «Русские мальчики» могут быть разных национальностей – русскими, немцами, евреями, но все они – нигилисты. При этом налицо эскалация нигилизма. Нигилист-естествоиспытатель Базаров шокирует салонных собеседников препарированием лягушек, нигилизм и дарвинизм упоминаются в речи, с которой начинается скандал, заканчивающийся пожаром и убийством в «Бесах» Достоевского, нигилисты-марксисты русской революции разрушают повседневную жизнь, нигилисты-ядерщики создают атомную бомбу, ставя человечество под угрозу уничтожения, и вот теперь нигилистыгенетики утверждают, что «нет никакого смысла в нашей жизни, кроме передачи ДНК нашим потомкам». ХIX век боролся за превращение человечества в скоточеловечество, ХХ век, словами Сергия Булгакова, приводит к торжеству свиночеловечества, а ХХI век редуцирует свинью до ДНК.

Максим Давидович Франк-Каменецкий (р. 1941) тоже такой «русский мальчик». Он на 12 лет старше меня, но важнейшие для нашей юности (и не только юности!) места, люди и темы оказываются общими – это Саров (Арзамас-16), Физтех, Ландау, ДНК, а далее у меня более десяти лет работы в смежных лабораториях с его дядей, кристаллографом Виктором Альбертовичем.

Как я понимаю, важнейшей книгой для нас и нашего окружения был «Курс теоретической физики», большинство томов которого написаны Ландау и Лифшицем, но я в этом окружении был биологом и при этом философским идеалистом. Поэтому мною этот курс воспринимался сквозь призму (нео)витализма Х. Дриша (и еще более глубокого В. П. Карпова), который был тогда предметом поношений и высмеивания, а не восторга перед Дау, как звали поклонники своего кумира. Более того, Ландау был для меня гениальным представителем именно свиночеловечества – создателем оружия, поставившего под вопрос существование Земли как планеты, и мужчиной, овладевающим женщиной в комнате, где в шкаф засунута его беременная жена.

По-разному с М. Д. Франк-Каменецким мы видели и ДНК. Если для него это молекула, которую надо передать потомкам, то для меня это было телом знака (плана выражения) текста, организованного по всем канонам семиотики, а раз так, то текста, обладающего смыслом, раскрывающимся в семиотической прагматике. Концепцией такой прагматики и были идеи эпигенеза, наиболее полно представленные у неовиталистов начала ХХ века. И тут у меня была совершенно иная референтная группа, в которую при всем их разнообразии входили в том числе лингвист М. А. Бородина, семиотик Ю. М. Лотман и его ученики, биометрики О. М. Калинин и А. Г. Барт, биологи Р. Л. Берг, А. А. Любищев, П. Г. Светлов, М. Д. Голубовский и Н. В. Тимофеев-Ресовский (хотя последнего я лично не знал), о котором говорит и Максим Давидович. Десятки лет ярчайшие представители этой группы казались маргиналами-аутсайдерами, подвергаясь нападкам со стороны, скажем, А. И. Китайгородского или наставника Франк-Каменецкого М. В. Волькенштейна, пока не появилась область, именуемая ныне непереводимым образом system biology, которая как раз и занимается эпигенетикой. Не случайно поэтому, что по инициативе Джона Рейница, руководителя одного из коллективов, работающего в этой области в Чикагском университете, сейчас осуществляется перевод с русского на английский статьи В. П. Карпова 1909 г. о витализме. Мальчики доросли... Вот почему это интервью является интригующе интересным. Оно оказывается частью суда (опять же, любимый сюжет Достоевского!) – суда истории над «русскими мальчиками».

Сергей Чебанов

Только что вышло новое издание моей книги. И там сказано: «Как ни печально это осознавать, в нашей жизни нет никакого смысла, кроме передачи ДНК потомкам». (Смеются.)

Иногда мы шутки ради спрашиваем: «В чем смысл жизни?» А вы сами с этого начали.

(Смеется.) Да, правильно. Как ни трудно в этом признаться, но существует только одна-единственная цель, с которой каждый из нас пришел в этот мир: передать свою ДНК следующему поколению. Больше абсолютно никакого смысла в нашем существовании нет. Весьма неприятно осознавать, что наше тело есть не что иное, как оболочка для заключенной в нем ДНК. По смыслу нет совершенно никакой разницы между человеком, бактерией или простым вирусом, даже плазмидой.

Но это чистой воды редукционизм.

А я абсолютный редукционист.

Давайте начнем с того, как вы дошли до жизни такой.

Я всегда таким был. Вы знаете, я же на самом деле не биолог, я физик по образованию и по способу мышления, просто я всю жизнь занимаюсь ДНК, я биофизик. Но прежде всего физик. Я учился в Физтехе, когда Физтех был очень сильным вузом.

Экзамен сдавали самому Ландау?

Было такое, да. Когда я сдавал, это был уже очень поздний период в жизни Ландау, хотя он умер совсем нестарым. Я сдавал буквально за год или за два до автокатастрофы, в которую он попал. В то время он принимал только один экзамен: по математике. Это было одно удовольствие. И это на меня произвело огромное впечатление, потому что Ландау, конечно, культовая фигура для любого физика. А дальше я сдавал Абрикосову математику-2, механику, потом сдавал Дзялошинскому квантовую механику... Но в какой-то момент бросил. Я все экзамены не сдал.

Надоело?

Я очень увлекся биологией и решил, что буду биофизиком. Я уже не хотел быть просто физиком-теоретиком. Я продолжал хотеть быть теоретиком, но не в области физики, а в области биофизики.

Вы редукционист в биологии из-за того, что ваша исходная позиция – физика?

Да, да. Потому что…

Чего редукционист не видит?

Вы знаете, как любая крайняя точка зрения, моя имеет свои дефекты. Есть огромное количество фактов, которые не укладывались в простую редукционистскую схему, возникшую после открытия двойной спирали. Это называется одним словом «эпигенетика». То есть наряду с последовательностью звеньев в молекуле ДНК, которая определяет все в живом организме, имеются еще и дополнительные сигналы. Это тоже химия, но это не сводится к последовательности ДНК, это сигналы, которые накапливаются в течение жизни организма. И эти эпигенетические сигналы сильно усложняют процесс передачи информации от ДНК к белку и так далее.

Вот вы дали свое определение жизни. Как вы в этом определении понимаете слово «смысл»?

Я же сказал, что нельзя найти смысл ни в чем, поэтому смысл может быть любой. Главный вопрос, на который пытаются ответить все религии, – почему я существую? Зачем я нужен? Была ли какая-то цель в моем существовании? Есть люди, которые верят, что была какая-то высшая цель. И вот этого ничего нет.

С этой точки зрения наша встреча и наш разговор бессмысленны по определению. Или все-таки может быть какой-то эпигенетический смысл?

Это смотря о чем говорить. Смысл может иметь наша позиция и то, что мы делаем для других людей, безусловно.

Но это же не влияет на передачу ДНК следующим поколениям?

Влияет, потому что если, допустим, будет Третья мировая война, человечество больше никому ДНК не передаст. Поэтому наша озабоченность политическими процессами имеет в конечном счете генетический смысл. В данный момент мы можем стереть с лица земли любой вид. Вот сейчас разработали методику редактирования генома, которая позволяет извести малярийного комара, отредактированный комар-убийца существует в лаборатории. Если такого комара запустить в экосистему, все малярийные комары через несколько поколений комариной жизни исчезнут. Мы можем выбрать по своему желанию вид и его уничтожить.

Людей тоже?

Конечно. Но для людей это будет долго. И людей уничтожить трудно, потому что у них есть мозги и они начнут с этим бороться.У них есть наука. Так же как с появлением СПИДа. Если бы ко времени его появления у нас не было очень сильно развитой молекулярной биологии, мы бы с ним не справились. Может быть, это была бы та самая страшная хворь, которая уничтожила бы человечество.