Запад себя не исчерпал

Вступая в тот или иной разговор, всегда следует помнить о контексте и достоверной фоновой информации, которую наш собеседник замалчивает или высвечивает в собственных интересах или ради целей своей организации. Естественно, у каждого свой жизненный опыт, круг друзей, свои корпоративные связи, симпатии и вкусы. Трудно, например, спорить с тем, что французские женщины самые красивые, за отсутствием научных критериев оценки. Но сделать верный вывод всегда помогут математика, логика и общеизвестные факты. Если у каждого французского мужчины есть любовница, то абсолютно несомненно, что большинство из них – рогоносцы. Прибегнем же к фактам и рассуждая о происхождении и будущем единой Европы.

Жан-Доминик Джулиани давно стоит на страже интересов единой Европы. Его работа в наблюдательном совете франко-германского культурного телеканала ARTE, бесспорно, заслуживает похвалы. И все же его представления о Европе как общей для всех ее граждан идентичности имеют пределы. Год назад в интервью The Irish Times Джулиани настаивал, что Европейский союз объединяет христиан, а золотые звезды на европейском флаге позаимствованы из венца Девы Марии. «Турция может быть недовольна, но нас это не волнует, ибо Европа – христианский клуб».

Называть французского министра иностранных дел Робера Шумана единственным автором идеи объединенной Европы мне кажется не вполне корректным. Нет, я не стремлюсь принизить значимость этого политика (имевшего, кстати, на совести недолгую поддержку маршала Петена в 1940 году) – я просто хочу напомнить, что импульсом для объединения Европы послужило адресованное Шуману письмо госсекретаря США Дина Ачесона от 30 октября 1949 года, в котором тот призывал французов включать в совместные проекты Германию, чтобы побежденная держава не попала под влияние СССР. Стоит упомянуть также Жана Монне, первого почетного гражданина Европы: будучи предпринимателем-прагматиком, он еще в годы Первой мировой войны призывал британцев и французов объединить военное снабжение, а после Второй мировой стал соавтором так называемого «плана Шумана», провозглашенного 9 мая 1950 года, и был похоронен в Пантеоне.

Прежде чем перейти к приятному во всех отношениях интервью, вспомним еще и последовательность событий. В марте 1948 года Соединенное Королевство, Франция и три страны Бенилюкса образовали военный союз, 24 июня 1948 года советская армия начала блокаду Берлина, 4 апреля 1949 года возник блок НАТО, 12 мая 1949 года блокада Берлина закончилась. Сначала в Европе появился военный союз и лишь затем – экономический. Еще до декларации Шумана европейцы поняли, что ради общей безопасности имеет смысл пожертвовать частью своего суверенитета. У Евросоюза нет собственной армии, но это объясняется не тем, что кто-то из государств-участников боится утратить суверенитет. Глупо строить армию, параллельную НАТО, да и военные расходы абсолютного большинства стран старой Европы до недавних пор не достигали и 1% от ВВП. Что же до ядерных подводных лодок, то их у США и Великобритании больше, намного больше, чем у Франции.

Айгар Штокенбергс

18 лет назад я искал в официальных европейских документах определение слова «идентичность» и с удивлением обнаружил, что в тех немногочисленных случаях, когда это определение давалось, оно опиралось на чувство «нас». В тот момент примерно 3% европейцев разделяли это чувство, то есть ощущали себя европейцами. А потом на усиление этого чувства было потрачено очень много денег. Мне кажется невероятным, что, во-первых, идентичность называют ощущением, а во-вторых, что на создание и усиление этого чувства тратятся огромные деньги. Я ошибусь, если назову это полнейшей глупостью?

Видите ли, европейская интеграция – штука весьма специфическая. Ничего подобного в истории человечества не было. Она родилась после Второй мировой войны, когда перед Робером Шуманом и отцами-основателями Европы стоял такой вопрос: как примирить столько народов, которые веками воевали друг с другом? И способом решения этой проблемы было создание общих интересов и постепенное строительство конфедерации, чтобы однажды мы ощутили гордость оттого, что являемся ее частью. Именно поэтому иногда странам вроде Латвии, Франции и Германии это дается непросто, ведь у нас за плечами большая история, но мы создаем нечто большее, чем народ. Латвия находилась под советской оккупацией, и ее народ остро ощущает свою идентичность и готов бороться за свой язык. Понять, что Европа больше, чем один народ, не так-то просто. У французов тоже сильная национальная идентичность, вековые традиции, в том числе военные. Сейчас, через 72 года после основания Евросоюза, перед лицом больших вопросов мы рефлекторно ощущаем себя как отдельные народы, хотя как европейцы мы сильнее. Посмотрите, как все получилось с ковидом и вакцинами. Первый рефлекс был остаться на уровне отдельных государств, закрыть границы и так далее. Но в итоге начали делиться технологиями и совместно финансировать разработку вакцин.

Но вы не согласны с тем, что эта консолидация усилий связана только с тем, что противник – вирус – был одновременно силен и понятен. У Евросоюза долгие годы не было сильного и понятного противника.

Вы правы. Абсолютно правы.

Не получается ли тогда, что эта консолидация усилий вторична по отношению к необходимости иметь противника? Сначала появляется противник – и только потом консолидация усилий.

Самая главная проблема на уровне ЕС – проблема эффективности. Мы просто обязаны быть эффективными. Чтобы оптимально отреагировать на какой-то кризис – будь то война в Украине, ковид или инфляция, – если у нас есть общий противник, мы сможем быстро найти на него европейский ответ. На этом строится вся история ЕС. Но понимание этого трудно донести до людей, до граждан. Хотя на самом деле они это знают. Посмотрите на президентские выборы – там есть и крайне правые, и крайне левые, но они не могут сказать электорату: «Мы хотим выйти из Евросоюза», потому что знают, что люди хотят остаться. У Евросоюза есть своя магия – нас объединяет все больше общих интересов, законов, правил, мы постепенно строим что-то, частью чего однажды нам искренне захочется быть.

Однажды – это через сто лет, через тысячу?

Нет-нет, меньше, чем через сто. Посмотрите, что происходит с войной в Украине. Мы приняли шесть пакетов очень грозных санкций против России.

И при этом каждый день платите России миллиард евро за нефть и газ.

Это настолько фундаментальные перемены, что на них требуется время. У себя во Франции мы – как и вы у себя в Латвии – решили все сделать быстро, но такие страны, как Венгрия и Болгария, на 100% зависят от российского газа, и это не так просто изменить. Но перемены начались. В Европе быстро ничего не бывает. Иногда все идет очень медленно, но мы движемся в правильном направлении.