На работе с Богиней

Подпольный клуб духовных искателей располагался на пятом этаже самой обычной многоэтажки. Планировка квартиры была соответствующей – узкий коридор, одна громадная комната, служившая залом собраний, две крошечные комнатенки и микротуалет у самого входа. Втиснуться на толчок можно было только спиной, пребольно прижав себе дверью колени.

Несколько дней назад один мой знакомый спросил, не хочу ли я подработать охранником в религиозном объединении, внезапно озаботившемся вопросами безопасности. «Но имей в виду, – предупредил он, – там может возникнуть вполне реальная нужда заломить кому-нибудь руки и вышвырнуть за дверь». Вот уж к чему, а к такому предложению я готов в любое время суток. На собеседовании мне объяснили, что на собрания группы единомышленников нередко забредают элементы, жаждущие конфликтов. Руководительница группы, правда, добавила, что обычно она сама таких утихомиривает, но если вдруг что-то не срастется, то эпилог остается за мной. Так я был принят на работу в роли декоративного пугала и швейцара. Рабочие обязанности требовали, чтобы я посещал все без исключения собрания группы. Газовый пистолет у меня был свой, что привело главу религиозного объединения в восторг, невзирая на мои возражения, что применять его в помещении – значит повторить картину освобождения заложников, захваченных на представлении мюзикла «Норд-Ост». Она сказала, что я слишком одержим законами и что вполне достаточно, если пистолет будет угрожающе висеть у моих ребер в качестве прививки от возможного сопротивления. В мои обязанности входило провожать наставницу домой после мероприятий, чтобы никто ее по дороге из благодарности не придушил.

Уже совсем скоро я, в черной одежде и черных ботинках, стоял в коридоре и давил кнопку домофона, впуская людей в здание. Порог они переступали запыхавшись и, увидев у меня под мышкой пистолет, сразу робко опускали глаза. Тут же в тесноте они разувались, снимали пальто и шли прямиком в одну из маленьких комнатушек, чтобы произвести оплату. Дверь за ними молниеносно захлопывалась, ибо финансовое действо не терпит свидетелей. Они бросали пожертвования в специальный ящик, громко называя сумму. Слово «деньги» не звучало никогда, только сумма: 20 или 40, 60 или 100. Здесь это называлось энергетическим обменом и считалось само собой разумеющимся, причем подчеркивалось: тот, кто заплатил больше, глубже проникнет в суть лекции.

Из расставленных в зале складных стульев я заранее выбрал себе такой, который всегда безошибочно сохранял угол 90 градусов. А то посетители нередко сползали с сидений.

Я был обязан молча следить, как одержимые духовными исканиями женщины (мужчины там были редкостью) внимают советам и афоризмам наставницы. Поначалу происходило то, что там называлось медитацией: лектор включала музыку и старалась довести людей до катарсиса. Музыка становилась все пронзительнее, гуру велела представить себя во чреве матери, отчего по щекам у некоторых присутствующих невольно начинали струиться слезы. Затем звучал приказ открыть глаза, взяться за руки и попарно глядеть друг другу в зрачки, воображая, что напротив сидит собственная мать. Звучали призывы ее простить и уверения, что «она любит вас без оговорок». Это усиливало всхлипы и способствовало объятьям, приступам сердечности и сплочению коллектива.

Одна дама заявилась с бременем комплексов, пожелав его тут же сбросить. У руководительницы был готов ответ: «Выкричи свою боль! Кричи! Кричи!» Женщина завизжала, как прищемленная дверью летучая мышь, всего на несколько октав ниже ультразвука. Она вопила на четвереньках в паре метров от меня, давилась, изо рта капала слюна, тянулась как от слизня, лицо становилось сине-красным. После получасового визга женщина лишилась сил и обмякла на полу. Позднее она призналась, что ей и в самом деле полегчало.

Вернувшись домой, я продолжал это слышать. Я даже сходил в душ, надеясь смыть с себя этот вопль. Я до краев наполнил спроектированный Мухиной стакан холодной водкой и выпил. Видя мое состояние, жена спросила: «Может, тебе не надо там работать?» По необъяснимым причинам я тоже уронил несколько слез. Ночью мне снилась женщина на карачках, вновь и вновь изрыгавшая изо рта вопли и слизь.

Со временем я привык. Иногда на лекциях у меня начинало першить в горле, но кашлянуть или промокнуть платком глаза не позволяли стать и должность. В такие моменты я закрывал глаза и следил за динамикой внутреннего зуда. Он всегда накатывал спонтанно, неумолимо, достигал апогея и напрягал горло, как струну, но потом улетучивался, как вурдалак от петушиного крика, оставляя за собой лишь запоздалые слезы, – по крайней мере, в них не было никаких эмоций.

Докладчица умела преподносить свои сентенции убежденно; любые возражения или контраргументы казались непрошеными и неуместными. Когда в помещение забредал чужак, это ощущалось уже по атмосфере. Поначалу он внимательно слушал, потом начинал возражать, вызывая общий ступор с привкусом осуждения. Наставница говорила: «Почему ты пришел? Потому что у тебя есть проблемы. Не будь у тебя проблем, ты бы не пришел. Если тебе есть что сказать, устрой свою лекцию и говори там, а здесь не мешай». Обычно человек попросту махал рукой, но если оппонент был слишком самоуверен, наставница разыгрывала другую карту, признавая: «Ты сильный, тобой нельзя манипулировать». Сильная личность тут же раздувалась от гордости и напрочь забывала о споре. У женщины, пришедшей с фотографией своего дома и вопросом, стоит ли его продавать, она спросила: «А сама ты как думаешь?» Та мгновенно признала: «Продавать!» Наставница тут же резюмировала: «Вот видишь, ты сама знаешь. Сердце само тебе говорит». Правда, чтобы расслышать голос сердца, пришлось пожертвовать, иначе никак.

Как-то раз наставница решила заняться мной, явно не желая мириться с идеологически чуждым элементом в святилище, полностью подчиненном ее власти. «Как дела?» – невинно поинтересовалась она в перерыве. Я признал, что нормально. Реакция была взрывной: «Почему только нормально? Надо говорить: великолепно! Лучше всех! Пока ты так не говоришь, ты и живешь лишь отчасти, вполсилы, а потому и несчастлив. Надо просто признать, что у тебя есть проблема, и это будет началом ее решения. Прос-то признай!» Она глядела мне в глаза, все ближе склоняясь к моему лицу. «Просто признай», – повторила она, придвигаясь еще. Совсем как пер-шение в горле, она достигла высшей точки нажима и отступила. Поняв, что такие заходы всего лишь вопрос времени и надо быть к ним готовым, я мягко напомнил, что она что-то перепутала – я здесь работник, а не клиент, так что пусть прибережет пыл для целевой аудитории. Это сработало.

Когда к регулярному визгу я уже привык, в кружке возник новый жанр, напоминавший игру со скелетами в шкафу. Все усаживались в круг и в интимной атмосфере делились сокровенным. У одной на совести было семь абортов, другой изменил жене с молоденькой девушкой, о чем теперь горько сожалел, еще кого-то когда-то изнасиловали. Наставница любила сюжеты с таким вектором. Она не могла поверить, что где-то есть семьи, как-то обходящиеся без инцеста или изнасилования черенком от лопаты. Если таких событий не было, это объяснялось результатом травмы, неосознанным желанием субъекта об этом забыть. Выздороветь, соответственно, можно было, только заново все вспомнив. Молчаливый парень, часто приходивший на сходки, на одном из таких вечеров после пары часов понуканий был вынужден признаться, что его возжелал старший брат и свое нездоровое вожделение удовлетворил. Участливые дамы средних лет обняли плачущую жертву, и все они долго колыхались, как трава в фильмах Тарковского. Тогда наставница сказала, что парню надо освободить дом старых энергий, чтобы начать новую жизнь. В общем, стандартная процедура: родовую карму воплощали вещи, принадлежавшие прошлому, и для полноценной жизни от них требовалось избавиться. Правда, парень воспринял совет слишком буквально. Через несколько дней в оазис духовных знаний позвонили его родители и сообщили, что в их отсутствие жертва сексуального насилия распилила и сожгла всю мебель в доме.

Другой жертве, уверявшей, что как-то спьяну ее изнасиловали и с тех пор она на дух не переносит алкоголь, эксперт налила полный стакан виски и велела тут же на месте выпить. Она попыталась это сделать, но поперхнулась, закашлялась, захлебываясь слюной и рвотой. Если завязать кому-то глаза и предложить по звукам угадать, что это за мизансцена, ответ, вероятнее всего, звучал бы так: сантехник прочищает забившуюся раковину. Губы распухли, по щекам потекла тушь, но виски надо было выпить любой ценой, чтобы открыть новую, белоснежную страницу жизни, а не погружаться в разрушительное прошлое с его призраками и обидами.

В перерывах между лекциями народ толпился в коридоре, терся друг о друга животами. Кому-то требовалось в туалет, причем цель посещения присутствующие могли безошибочно определить по звукам. Но в коридоре находился еще и стеклянный шкаф с индийскими украшениями и волшебными палочками. Для магии требовались молитвенные четки, превращавшие любое повторенное слово в истину. Когда какой-то из этих артефактов демонстрировался публике, это всегда дополнялось вводными словами «очень сильный амулет», и тогда женщинам с пылающими глазами приходилось мучительно выбирать между финансовым благополучием и, например, вниманием противоположного пола. Одна клиентка с макияжем smokey eyes привела с собой мужа, выкупившего почти весь шкаф, но с тех пор их обоих больше не видели. Возможно, эти мощные амулеты где-то продаются дешевле. А может быть, пара просто не выдержала столь высокой концентрации магии.

Однажды в привычную рутину лекций и медитаций вторглось то, что впоследствии руководство назвало Богиней. Во время долгой медитации симпатичная улыбчивая дама вдруг затряслась всем телом и стала кричать на непонятном языке. Общими усилиями мы уложили ее на пол, я затолкал ей под затылок подушку, чтобы тетя себя ненароком не поранила. Оказалось, Богиня не могла воплотиться в человека не иначе, как только заставив его содрогаться в агонии и орать. Некоторые клиенты поопытнее теснились у пульсирующего тела и задавали важные для себя безответные вопросы. Не переставая дергаться, тетушкина плоть, быстро багровея и покрываясь бисеринками пота, орала в ответ шаляпинским басом: «Покайся в грехах!» По аудитории прошелестел богобоязненный шепот. Визит Богини продлился часа полтора, не меньше. Еще полтора часа ушло на возвращение тетки в чувство. Я тем временем непрерывно поглядывал на часы, ожидая, когда мне выдадут конверт с деньгами и я смогу идти домой. Тетя лежала в луже пота и прочих выделений, слабо дышала и потихоньку оттаивала. Богиня в тот вечер бушевала как ураган. С того раза ее визиты стали традицией. Иногда Богиня вселялась в человека, который пришел впервые и даже не успевал толком удивиться такому выбору промысла божьего. После проникновения Богини человек всегда выглядел разбитым и опустошенным, как город после землетрясения. Наставница, правда, считала это очень хорошим и лестным знаком, ведь в кого попало Богиня все же не входит.

Начиная сознавать объемы своего влияния, глава кружка сочла себя серпом в руце Божией, косящим головы внутренних людских демонов аки пшеницу и укладывающим ее в копны. В дальнейшем в квартире было организовано мероприятие, названное изгнанием демонов: несколько часов кряду почти в полной темноте два молодых человека со звериным пылом колотили в шаманские бубны, а присутствующие давали волю всему, что там у них было. Одна из клиенток вымолила разрешение привести с собой охотничьих собак, которых якобы не с кем было оставить. На происходящее животные смотрели спокойно, но, услышав экстатические вопли: «Демоны, прочь! Демоны, прочь!», восприняли только последнее слово и кинулись к дверям в надежде на прогулку. Мой пост был перемещен за дверь квартиры, чтобы не дать соседям выкрутить секте пробки: прецеденты уже были. С началом оргии дом начинал трястись, и это тянуло соседей к электрощиту, как кобру к дудке. Одной из соседок, мчавшейся по лестнице с рукой, уже вытянутой в воображаемом жесте выкручивания пробки, я объяснил, что больше таких безобразий не будет, а если есть желание решить конфликт законным путем, пусть вызывает полицию. И полиция действительно приехала, но в рассадник квартирных демонов так и не попала, поскольку наставница, загородив телом дверь, воззвала к свободе собраний религиозных общин и неприкосновенности внутренних ритуалов. Полицейские шарахнулись, как черти от святой воды, а наша экзорцистка торжествовала победу над силами тьмы.

Нередко особые праздничные медитации собирали больше людей, чем мог вместить большой зал. В духоте и дыму ароматических палочек свечной огонь выжигал из человека все дурное, а посетители тем временем предавались ритуалам самоочищения и скандировали мантры. Одуреть можно было от испарений лака для ногтей, не говоря уже об изгнанных демонах. Одна девчушка вывалилась из зала с последними проблесками сознания и, не успел я досчитать до трех, окончательно лишилась чувств, уткнувшись носом в море обуви клиентов.

Чтобы поощрить людей к откровенности, руководство решило выдавать им по стакану вина, рекламируя его как магический напиток с тайным составом. Но щеки пунцовели медленнее, чем ожидалось: пришлось наращивать обороты. Я в шутку сказал, что вино надо разбавлять чем-то покрепче, но лектор поблагодарила за идею и послала меня в магазин за водкой. Покрепчавший вдвое кагор высек божественную искру мгновенно, в могуществе крови Иисуса больше не было никаких сомнений.

Пока люди медитировали с закрытыми глазами, их можно было изучать и делить на категории. Хотя состав клиентов был весьма переменчив, многие приходили регулярно, и я уже был с ними хорошо знаком. В один из дней в них вселяется Богиня, они валяются по полу в соплях и орут так, что видны десны и пломбы, а уже на следующий день я их встречаю в опере или в магазине у кассы покупающими хлеб.

Один клиент, вечно отиравшийся возле юных девиц в поисках физического контакта, однажды по приказу наставницы разделся при всех догола и объявил: «Вот такой вот я и есть, урод». Присутствующие восприняли это как внезапный психотерапевтический флешмоб и попытались осознать учение. Женщины смотрели, как он мнется на месте и шаркает ножкой по половице, словно пытаясь сгрести пыль в совок. В надежде обнажить душу он дошел и до тела, добавив: «Я и жену свою на себя взвалил только через три года после свадьбы». Я представил, как он несет свою жену на плече, как Большой Кристап ребенка, но так и не понял, почему он все эти годы так страстно этого желал. Мне он многозначительно вручил свою визитную карточку, которую я тут же выкинул, поскольку не хотел, чтобы он и меня однажды взвалил на себя.

Понемногу религиозное объединение становилось все вольготнее, одно слово царило в его стенах: медитация. Так стали называться и оголтелые танцы под современную электронную музыку. Люди обильно потели, пол становился скользким, по стенам, как в пыточном застенке, катились капли конденсата. Одна женщина в лифчике разбежалась и, как камень для керлинга, заскользила по полу, потом еще раз, потом еще. Еще кого-то хореографическая стихия побудила схватить стул и в темноте со всей силы размахивать им в воздухе. В этот момент я принял решение человека со стулом нейтрализовать. Повалив его на пол, я загнул его ноги к ягодицам и, прочно удерживая руки за спиной, уселся сверху. Такую позу в определенных кругах называют конвертиком. Дядя был раза в полтора меньше меня, но вырывался так остервенело, что я едва его удерживал. Видимо, потому, что «конвертик» орал во все горло, остальные решили, что в него вселились демоны, схватили колокольчики и стали во всю мочь звенеть у коллеги над ухом. Потом ему на голову сыпали соль, что, как известно, способствует полному очищению, но посоленный продолжал орать. Именно в этот миг в моей голове наконец сверкнула мысль, что я, похоже, все же работаю в странном месте. Дядя оправился через час. Когда я его отпустил, он благодарно пожал мою усталую руку: «Спасибо!»

Все начиналось вполне невинно, когда после теоретического введения в тантрический секс разгоряченная наставница начала пороть голого мужичка ремнем по попе и капать на него воском.

Для мужчин вход на этот сеанс йоги был бесплатным, поскольку они были в меньшинстве. Один из энтузиастов пробуждения энергии кундалини достался в партнеры блондинке, в миру скрипачке. По какой-то причине она стала мужчину шлепать и колотить. Он побагровел, но акт доминирования продолжался весь вечер. Другого молодого человека затащили в угол сразу два суккуба: пока одна дама пыталась расстегнуть ему брюки, другая сосала пальцы руки.

Я сидел в ботинках, с пистолетом под мышкой и бдил за безопасностью.

Неподалеку от меня одна из пар совокуплялась в позе «полный контакт». Потом мужичок, избавившись от контакта, подошел ко мне и попросил выпустить его покурить. Вернувшись, он встал рядом, окинул взором помещение, где в духовном росте пульсировали голые тела, заглянул мне в глаза и спросил: «Слышь, по-твоему, это нормально?» Я ответил, что не знаю, но уже привык.

В тот вечер на вопрос жены, как дела на работе, я ответил: «Трахаются».