Общество

Нассим Николас Талеб

На собственной шкурe

Книга Skin in the Game готовится к выходу в США в начале 2018 года. Мы публикуем фрагмент пролога с любезного разрешения автора.

«Критическую массу» – ежегодную конференцию литовских бизнес-лидеров – я бы не назвал конференцией как таковой. К бизнесу и лидерству она тоже особого отношения не имеет, хотя мне и попалось однажды резюме, в котором участие в этой конференции было указано в разделе «Профессиональный опыт», – значит, что-то такое они все-таки делают. К примеру, организаторы в обязательном порядке привозят в Палангу знаменитых во всем мире интеллектуалов: за последние 13 лет участникам конференции довелось послушать Антанаса Моцкуса, Лешека Бальцеровича, Марти Лински и Артема Троицкого. Но в этом году «Критическую массу» удостоила посещением настоящая звезда – Нассим Николас Талеб, автор бестселлера «Черный лебедь», книги, которая принесла своему автору мировую славу.

«Черный лебедь» родился из духа «а не пошел бы ты в жопу», связанного с обладанием некоторым богатством и позволяющего с легкостью низвергать устои в науке, искусстве и, как в случае Талеба, теории вероятности. Сколько нужно денег, чтобы иметь законное право посылать всех в жопу? «29 миллионов долларов», – признается Талеб, пока мы бродим среди сосен, направляясь к берегу. В Нью-Йорке начала XXI века этой суммы было уже недостаточно, чтобы «полностью испортить человека, но ее хватало, чтобы чувствовать себя вправе» послать человека в жопу по телефону (причем еще до того, как повесишь трубку).

Сегодня свобода Талеба ограничена твиттером. «Thalassa!» – твитит он при виде холодных балтийских волн. Талеб прилетел с Бермудских островов через Лондон и справляется с разницей во времени с помощью кофе: по его словам, он выпил уже чашек двести. Но расслабиться ему не удается – он непрерывно что-то набирает в телефоне. «С Талебом невозможно разговаривать, у него ум не так устроен. Он не слушает», – сетует Арнис Ритупс, человек, которому удалось проинтервьюировать величайших затворников и анахоретов этого мира.

Талеба трудно увлечь, он не откликается даже на энергичные просьбы разъяснить собственные теории. Молодой человек обращается к нему с просьбой подписать несколько книг, и он тут же принимается за работу, не обращая никакого внимания на поклонника, который распинается по поводу важности преподавания его, Талеба, мудрости во всех университетах. Талеб оглядывается: «Какой приятный лес! В России леса такие же?»

Наш гость обнаруживает развалины открытого бассейна, некогда принадлежавшего советскому санаторию, – они полностью соответствуют его представлениям о Восточной Европе. Будто бы не замечая табличку «Проход запрещен», он с бесстрашием принимается за изучение руин. «Не будут же они меня за это депортировать! Таким и должен быть туризм». «Туризм: изучаю заброшенные советские постройки в Литве», – объясняет он жадной до новостей твиттераудитории.

«Все научное в экономике – чушь. Эконометрика – полная лажа». Фридрих Хайек еще туда-сюда, Рональд Коуз тоже ничего. Почему? «Они не делают из этого науку. Экономика у них больше похожа на разборки в баре».

Он понемногу расходится: «Наука должна быть научной. В обычной жизни можно говорить все что угодно, это не имеет значения. В предрассудках, с моей точки зрения, нет ничего плохого – они же не претендуют на научность. Хочется сходить к гадалке – сходи. Ничего особо иррационального в этом нет. Научная жизнь – другое дело. Мудозвоны претендуют на то, чтобы быть учеными, но они ими не являются. Только что видел в твиттере какого-то идиота, который пишет, что победа греков в битве при Марафоне была огромным событием для западного мира. Переоценка значимости отдельного события – полная лажа. Наука должна быть точной. Если она не точная, это не наука».

Некоторые из соображений Талеба совсем чудные. «Мыслитель должен проводить в одиночестве по меньшей мере 320 дней в году». Говорит, что ему абсолютно все равно, что о нем думают, – он творит исключительно для будущих поколений. «Меня интересует только математика». Забудьте о Международном экономическом форуме в Давосе – Талеб туда никогда не поедет. И никогда не будет обедать с премьер-министром – это вопрос принципа.

«Антихрупкость», вышедшая в 2012 году, не повторила успеха своей предшественницы. Это заметно раздражает автора: его выступление на открытии «Критической массы» строилось в основном на идеях из этой книги. В какой-то степени это сработало. Даже если публика не вынесла из лекции какого-то ясного и всеобъемлющего правила для дальнейших действий, она ушла вдохновенной и еще долго будет ловить счастливые озарения на удочку здравого смысла.

Постоянные публичные столкновения с другими гигантами мысли и знаменитыми учеными (многие из которых происходят в твиттере) поддерживают Талеба в хорошей форме. Он не оставил надежды опубликовать еще один супербестселлер. «Вот вам рукопись моей следующей книги, это единственный экземпляр. Делайте с ним что хотите. У вас хороший журнал. Надеюсь, вам удастся продать это с выгодой на eBay», – с этими словами он вручает распечатку «На собственной шкуре», своих готовящихся к печати размышлений о жизни в непредсказуемом мире. Все нужно прочувствовать на собственной шкуре. «Это создает мощный фильтр, гораздо более действенный, чем академическая система. Почему при помолвке покупают бриллиант? Потому что “я тебя люблю” – всего лишь слова. А бриллиант – это деньги, твой личный вклад в это дело… В книжке показано, к чему приводит асимметрия между отдельным человеком и обществом…» – объясняет автор, попутно исправляя подзаголовок на первой странице. Теперь он звучит так: «Скрытые асимметрии в повседневной жизни».

В рукописи читатель обнаруживает брильянты – или жемчужины – разных размеров. Талеб разоблачает шарлатанов-экономистов, генетиков и врачей, раздает советы гражданам и политикам, читает наставления папам и президентам. Местами его мудрость принимает форму афоризмов – вроде тех, что собраны в его книге «Прокрустово ложе». «Бюрократия – это конструкция, надежно защищающая человека от последствий его поступков». Или такой: «Децентрализация основана на простом принципе: врать во всем проще, чем врать в мелочах».

Математические уравнения, на которых покоится мировоззрение Талеба, покрыты густым слоем анекдотов, личных воспоминаний и, опять же, здравого смысла. Но дело не в этом. Читая книгу, ты понимаешь, что это нечто большее, чем просто возгласы яркой личности. Здесь есть подлинная строгость и немало серьезных идей, подумать над которыми нам всем бы не помешало.

Игнас Сташкявичус


Пролог, часть 1. Поверженный Антей

То ли великан, то ли полувеликан Антей был сыном богини земли Геи и бога морей Посейдона. У него был странный способ проводить досуг: чужестранцев, попадавших в его родную Ливию, он вызывал на бой и побеждал всегда одним и тем же приемом: прижимал к земле и душил. Это макабрическое хобби было очевидным проявлением сыновьей преданности: из черепов поверженных противников Антей собирался построить храм папеньке Посейдону.

Антея считали непобедимым, но был нюанс: необоримую силу он получал, прикасаясь к земле – своей матери, – а без контакта с ней становился беспомощным. Геракл в числе одного из своих двенадцати подвигов (или нет – тут сведения разнятся) должен был победить Антея. Он смог оторвать его от земли и задушить, поскольку тот не смог дотянуться до мамочки.

Эта история учит нас тому, что знания, как и Антей, не должны терять связи с землей. Хотя, вообще говоря, это относится ко всему: следует сохранять контакт с реальностью. А реализуется это таким образом, что ты ощущаешь последствия своих решений на собственной шкуре, нравится тебе это или нет. Набивая шишки, мы понимаем что-то новое, они становятся нашей естественной сигнальной системой – греки называли это pathemata mathemata («узнавание через претерпевание»; некоторые матери успешно пользуются этим методом до сих пор). В книге «Антихрупкость» я показал, что бoльшая часть вещей, которые мы считаем изобретением ученых, на самом деле родились в результате практических экспериментов и только потом ученые подвели под них теорию. Знания рождаются на практике, методом проб и ошибок, из опыта, и проверенное временем – тот самый контакт с реальностью – куда важнее абстрактных рассуждений, как бы всякие замкнувшиеся в себе ученые институции ни пытались от нас это скрыть.

Применим это знание к тому, что так часто незаслуженно называют «системой принятия решений».


Ливия после Антея

Следующий кадр: я пишу эти строки несколько тысяч лет спустя. В Ливии, бывшем владении Антея, теперь работает рынок рабов – в результате того, что называют неудачной попыткой «сменить режим» ради «свержения диктатора».

Группа людей, которых следует считать милитаристами (можно даже назвать их по именам: на момент написания этих строк это Билл Кристол, Томас Фридман1 и другие) и которые активно поддержали иракскую интервенцию 2003 года, а также свержение главы Ливии в 2011-м, теперь высказываются за применение таких же мер в отношении следующей порции стран, в том числе Сирии, – «ведь там тоже диктатор».

Эти милитаристы и их друзья в Госдепартаменте поддерживали тех, кто создавал, обучал и обеспечивал всем необходимым исламских террористов (тогда их называли «умеренными»), впоследствии ставших Аль-Каидой – той самой, которая снесла башни-близнецы в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года. Они чудесным образом забыли, что Аль-Каида состояла из «умеренных повстанцев», которых США поддерживали в пику Советскому Союзу, потому что сама их логика не предполагает возвращения к исходным понятиям.

Мы «попробовали этот путь», то есть смену режима, в Ираке и потерпели фиаско. Потом мы снова «попробовали этот путь» в Ливии, и теперь там процветает торговля людьми. Однако мы решили задачу «свергнуть диктатора». Следуя такой логике, врач может ввести больному «умеренные» раковые клетки, чтоб «снизить уровень холестерина» и после смерти пациента гордо заявить, что лечение прошло успешно – ведь в момент смерти холестерин был в норме. Но врачи, как мы знаем, так не поступают или, во всяком случае, действуют не настолько безрассудно, и на это есть причина: они, как правило, несут некую ответственность за свои действия и вообще немного понимают, что должны следовать сложной этической системе, складывавшейся на протяжении двух тысяч лет.

Не следует отказываться от логики, интеллекта и образования, потому что более строгий и глубокий логический анализ покажет (во всяком случае, пока не опровергнуты все имеющиеся эмпирические свидетельства), что тот, кто поддерживает смену режимов, тем самым поддерживает рабство. Дело не только в том, что милитаристам недостает практического чутья и история их ничему не учит, – неувязка существует и на чисто теоретическом уровне, к которому они апеллируют в своих полуабстрактных рассуждениях.

Проблем три: 1) они думают статически, а не динамически; 2) они думают одномерными, а не многомерными моделями; 3) они изучают действия, а не взаимодействия2.


Ludis de alieno corio3

А когда рванет, они оправдываются принципом неопределенности, ссылаясь на теорию «черного лебедя» из одноименной книги, которую написал один (очень) упертый мужик. При этом они не понимают, что нельзя лезть в систему, если это даст неопределенные результаты, или, говоря шире, не следует предпринимать рискованных шагов, если ты плохо понимаешь, к чему они приведут. Главное здесь то, что те, кто принимает решение о военной операции, ничем не рискуют. Они продолжают заниматься тем же самым в своих кондиционированных загородных домах с гаражом на две машины, собакой и небольшой игровой площадкой с травой, не знавшей пестицидов, для их хранимых как зеница ока 2,2 детей.

Представьте умственно больного, не понимающего сложных причинно-следственных связей, за штурвалом самолета. Этого некомпетентного пилота опыт ничему не учит, поэтому он легко пойдет на риск, не особо задумываясь о последствиях, и наверняка угробит пассажиров. Однако сам он при этом окажется, например, на дне Атлантики и тем самым перестанет представлять угрозу для человечества. У нас не тот случай.

У нас интеллигенция состоит сплошь из безумцев, буквально психически нездоровых людей, потому что им никогда не приходилось отвечать за свои поступки. Они бубнят модернистские лозунги, лишенные всякого смысла: например, говорят о демократии и при этом поддерживают головорезов, то есть демократия для них – это то, про что они читали в университете. Если слышишь, как кто-то изъясняется абстрактными модернистскими словечками, можно с большой вероятностью предположить, что это человек образованный (хоть и недостаточно или не в той области) и ни за что не отвечает.

Поэтому безвинные народы – езиды, христианские меньшинства на Ближнем Востоке, мандеи, сирийцы, иракцы, ливийцы – вынуждены расплачиваться за ошибки милитаристов, которые сейчас сидят под кондиционерами в комфортных офисах. Как мы увидим дальше, это противоречит понятию справедливости еще в его протобиблейском, вавилонском смысле, а также всей стоящей за ним этической матрице, благодаря которой человечество еще не вымерло.

Врачи следуют клятве Гиппократа: прежде всего – не навреди (primum non nocere)! Военные операции должны подчиняться не менее строгому принципу: те, кто ничем не рискует, не должны принимать решений. А то получается так: «Мы всегда были без мозгов, но у нас не было оружия, способного уничтожить мир. Теперь есть». Мы еще вернемся к «миролюбивым» милитаристам и посмотрим, как их «мирный процесс» завел в тупик арабо-израильский конфликт. Идея личной ответственности за свои поступки имеет глубокие корни: издревле правители и подстрекатели войны сами были воинами; за несколькими курьезными исключениями, правители брали риски на себя, а не на соседа.

Люди выдающиеся рисковали гораздо больше, чем обычные граждане. Римский император Юлиан Отступник (но о нем чуть позже) погиб на поле брани в бесконечной войне с персами, будучи императором. Можно удариться в рассуждения о Юлии Цезаре, Александре Македонском или Наполеоне, которые стараниями историков обросли легендами, но в данном случае факт налицо. Нет более убедительного исторического доказательства, что император сражался в первых рядах войска, чем персидское копье у него в груди (Юлиан не носил доспехов). Его предшественника Валериана пленили на границе с Персией, и говорят, что царь Шапур I использовал его как скамейку, когда взбирался на лошадь. А последнего византийского императора Константина XI Палеолога последний раз видели, когда он сорвал с себя пурпурную тогу и бросился вместе с братом Феофилом с мечом над головой навстречу неминуемой гибели. По легенде, Константину обещали жизнь, если он сдаст город, но для уважающего себя правителя такая сделка неприемлема.

Все это не просто исторические анекдоты. Пробудившийся в авторе этих строк статистик утверждает, что в своей постели умерли меньше трети римских императоров, а учитывая, что большинство из них были при этом молоды, можно утверждать, что поживи они еще, то тоже могли бы окончить свои дни на поле брани или пасть жертвой заговора.

По сей день легитимность монархов строится на общественном договоре, предполагающем, что они готовы рисковать собой. Британская королевская семья не случайно отправила свое чадо на Фолклендскую войну (принц Эндрю был пилотом вертолета на передовой). Зачем? Затем, что noblesse oblige; статус господина традиционно закрепляется за тем, кто защищает остальных и в обмен на риск получает более высокое положение. В королевской семье пока не забыли общественный договор. Нельзя быть господином, если ты не ведешь себя как господин.



Чтобы читать дальше, пожалуйста, войдите со своего профиля или зарегистрируйтесь

Статья из журнала 2017/2018 Зима

Похожие статьи