Дома

Владимир Мацкевич, философ-практик, родившийся в семье депортированных и проведший за пределами Беларуси почти тридцать лет (пять из них в Латвии в период Атмоды и восстановления независимости), стал одной из самых значимых фигур белорусского интеллектуального пространства. Ученик Георгия Щедровицкого, после возвращения в Беларусь он последовательно занимался методологическим сопровождением проблематики белорусской национальной идентичности, демократических институтов и национального культурного пространства. Однако не только этим. «Он, конечно, много менял всяких ролей в своей жизни. Он и философ, и политик, и методолог, кто-то называет его ученым, одно время его называли и политологом – кем только не называли. Это такой способ жизни» – так характеризует Мацкевича социолог Оксана Шелест.

Начав свою деятельность в Беларуси в 1993 году с обсуждения подходов к реформированию гражданского образования, в дальнейшем он принимал участие в создании программ реформ по заказу Министерства образования Беларуси, а также занимался исследованиями проблем гуманитарного образования при участии Фонда Сороса, позже изгнанного из Беларуси. В начале 2000-х на базе учреждений последипломного образования Мацкевич с коллегами организовал переподготовку менеджеров, готовя кадры для будущих реформ в этой сфере. Также Мацкевич реализовывал подходы практической философии, деятельно участвуя в политическом процессе в качестве политконсультанта, партийного организатора и даже попытавшись стать депутатом парламента в 1995 году.

Однако система образования наряду с электоральной стала главной жертвой пришедшего к власти Лукашенко, в чьих интересах было создание нового, лояльного поколения белорусов и идеологической платформы, обслуживавшей устанавливающийся автократический режим. В 2004 году после критики в адрес режима Мацкевич стал персоной нон грата в государственных учреждениях с запретом на преподавание. Развивая свои наработки в образовательном процессе и философские идеи, он стал инициатором и сооснователем дискуссионной и образовательной площадки «Летучий университет», привлекшей значимых белорусских интеллектуалов и действующей в дистанционном формате до сих пор. Последние годы наряду с участием в образовательных проектах Мацкевич вел ток-шоу «Размова» на вещающем из Польши независимом белорусском канале «Белсат» и активно занимался публицистикой. В 2019 году он обратился с открытым письмом в адрес Лукашенко, предупреждая о драматических последствиях интеграции Беларуси и России. Год спустя он активно поддержал массовые протесты в Беларуси.

Летом 2021 года Мацкевич был задержан и помещен под стражу по надуманным обвинениям. Несмотря на реальную возможность задержания, он не стал уезжать из Беларуси, считая свою роль деятельного публичного интеллектуала невозможной в отрыве от страны. К настоящему моменту Мацкевич провел в заключении уже более семи месяцев, и суть вменяемых ему обвинений до сих пор не ясна. 4 февраля он объявил голодовку с требованием завершить следствие и передать дело в суд. 14 февраля он отказался не только от пищи, но и воды. 17 февраля после потери сознания и визита следователя голодовка была остановлена. В последнем письме из СИЗО, отправленном еще до начала голодовки, Мацкевич замечает: «Сейчас мне важны не философские рассуждения, а философский поступок. Из трех пространств существования философа – жизнь, деятельность и игра – в какой-то момент я стал ценить жизнь».

Эта беседа состоялась в 2015 году, и с тех пор в Беларуси произошли тектонические изменения как в обществе, неожиданно обнаружившем в себе потребность в свободе, переменах, но, главное, в новой идентичности, так и в состоянии режима, осознавшего масштаб угрозы и задавившего протест насилием, не прекращающимся до сих пор. Долгие годы находившаяся в орбите влияния России, но сохранявшая маневренность и автономность белорусская власть после выборов 2020 года и поддержки, оказанной тогда Россией, окончательно стала ее вассалом. Судьба Лукашенко и его режима, уже необратимо связанная с судьбой режима Путина, сейчас решается на украинских полях боев. Полная самодискредитация белорусской власти за последние годы и ее соучастие в агрессии против Украины делают неизбежным в будущем переоснование не только белорусского государства, но и белорусской гражданской нации на принципах, которые Владимир Мацкевич осмысливал в своих публикациях и которые разъясняет и в этой беседе.

Алексей Мурашко

Мы встречались в 2012 году, и вот прошло уже три года. Первый вопрос, который мы вам задавали тогда, был такой: «Что интересного происходит в Беларуси?» За это время – в основном из-за событий в Украине – ситуация, по-моему, изменилась в сторону политизации сознания, моего уж точно. Если вообще принимать во внимание такое понятие, как «русский мир», в рамках которого украинцев и белорусов считают, пожалуй, неудавшимися русскими, то одним из самых существенных аспектов белорусской политики должны быть отношения с Россией. И тут Лукашенко ведет интересную и неоднозначную игру, порой отстаивая весьма жесткие позиции. Я читал ваше мнение, что это просто внутриполитические маневры перед следующими президентскими выборами¹. И все же я повторю наш тогдашний вопрос: «Что на самом деле сейчас происходит в Беларуси?»

Здесь несколько аспектов, но одна из самых главных проблем и для белорусов, и для украинцев – это осознание того, что мы не русские. Это не так просто сделать. Для белорусов это двухсотлетняя история превращения их в русских. Беларусь почти целиком попала в сферу влияния России в конце XVIII века, и началась политика русификации, то есть фактически уничтожения языка: книги сжигались – вплоть до православных богослужебных книг, которые были на языке, сформировавшемся здесь. Большая часть населения были униатами, а униатская церковь была запрещена.

Для украинцев этот период еще длиннее, но у украинцев в этом смысле было преимущество: часть Украины не входила в Российскую империю, а входила в Австрийскую. Еще нужно понимать, что то, что мы сегодня называем восточнославянскими народами, к которым относятся русские, белорусы и украинцы, начало развиваться именно с территории Украины, поэтому украинцы в каком-то смысле больше русские, чем сами русские.

Этот переход имен в истории – дело нередкое. Например, наши предки по своей государственной принадлежности называли себя литвинами, литовцами. Потом имя «Литва» закрепилось только за жемайтами [лит. žemaičiai] и аукштайтами [лит. aukštaičiai]. Тогда надо было как-то называть остальных, а кто были остальные? В основном русские. Будучи сильно полонизированными, они становились, например, поляками. А слово «русский» означало тогда скорее принадлежность к православному миру и династическое подданство князьям, происхождение которых в основном было киевское. Поэтому династия Гедиминовичей в Великом княжестве Литовском тоже так или иначе сводится к более древним княжеским корням, и поэтому Великое княжество Литовское всегда воевало за объединение того, что раньше было в семейном управлении потомков киевских князей. А это и Тверь, и Рязань, и Владимир с Суздалем и так далее. Поэтому в войнах, которые велись между Москвой и литовскими княжествами, в общем, непонятно, кто больше виноват – мы или они. (Усмехается.) Они так или иначе – за счет ресурсов, за счет мощной государственности – победили. А мы оказались под культурным прессом и давлением.

Культурным?

Конечно! Культурным в смысле насаждения образования, стереотипов, религии, правил общежития, если хотите. Ведь, скажем, в той России городов не было. Там были какие-то поселения: большие, маленькие, торговые, промышленные, военные, а вот городская культура – с самоуправлением, с гражданством и так далее – была в Великом княжестве Литовском. В конце XIV века первые три города получили Магдебургское право, стали самоуправляемыми, и такое самоуправление городов просуществовало до XIX века, потому что статут Великого княжества Литовского, который закреплял эти вещи, был ликвидирован и запрещен в наших землях только в 1839 году. Ну и с тех пор фактически было уничтожено все: ратуши, самоуправление – все было построено по имперскому образцу. А дальше уже можно философствовать и исторически рассуждать, сколько поколений нужно, чтобы уничтожить традицию, чтобы о ней забыли.

Но вы говорите не только о традициях городского самоуправления?

Конечно. Это и религиозные традиции, это и литература, это и музыка, театры, которые возникали и существовали на наших землях, высшее образование – скажем, Винницкая, Полоцкая академии, которые были ликвидированы примерно в то же время. Это же уничтожение вместе с материальными носителями. Когда закрывали Полоцкую академию, вереница повозок вывозила лабораторное оборудование, астрономические приборы, библиотеку и так далее.

Куда?

В Петербург.

И это до сих пор там?

Да, где-то там в Кунсткамере…