Мужчина – трудная профессия

На одной из моих любимых карикатур «Нью-Йоркера» изображены двое мужчин. Один присел на корточки у небольшой щели в стене дома и поясняет стоящему рядом господину: «Отсюда в мир текут все его беды». Из всех известных мне актеров у Вахтанга Кикабидзе самая красивая улыбка. Ни один голливудский частокол белоснежных и безупречно ровных зубов не выражает и половины того, что говорит улыбка грузина Бубы. Широкая и открытая, сердечная и милая. Кажется, что сквозь его фирменную щербинку в мир текут горние тепло и радость. «Бенжамен, ты в Петербурге учился, там кто-нибудь камни ел?» – спрашивает в фильме Георгия Данелии «Не горюй!» брадобрей, которого играет Сергей Филиппов. «Нет, что ты!» – отвечает воплощенный Вахтангом Кикабидзе Бенжамен, «великий гуманист и просветитель, врач». «О-о, видишь, – тянет Филиппов. – Только мы, грузины, можем всё!»

Но как же не горевать?! Буба воплотил грустно-радостного грузина, делающего, что должен: он пьет вино, идет на дуэль, сидит в тюрьме или отказывается от невесты, потому что она любит другого. После российского вторжения Кикабидзе рассказывал, что не ложится спать, ведь за это время с украинцами может случиться что-то плохое. И правда, есть люди, чье светлое бытие внушает веру, что все в конце концов будет хорошо. Остается лишь процитировать начальный диалог из «Не горюй!», следующий сразу после жизнеутверждающей песни «Тая, тая, тая, ва-та-та-ята!»:

– Спасибо! 

– Нет, дорогой, это тебе спасибо!

Даниэла Зацмане

Вы же любите Тбилиси?

Очень.

А за что?

Это мой город.

А что входит в понятие «мой»?

Здесь я родился. Здесь я стал грузином. Это мое место.

Вы из какого района Тбилиси?

Из старого. Сололаки.

Много лет назад я беседовал здесь с вашим земляком, покойным философом Мерабом Мамардашвили. Мы тоже говорили о Тбилиси, и он сказал, что Тбилиси очень изменился и что уже нет и следа той уличной жизни, что была здесь в годы его молодости.

Знаете, это осталось в кварталах: это соседство, которое трудно объяснить. Если в каком-то доме горе, то весь квартал переживает его. Но то, о чем говорил Мераб, этого уже нет, и постепенно это вообще исчезает. Когда я был маленьким, не было ни одной железной двери или этих решеток.

А что было?

Ничего не было. Мама ключи под ковриком оставляла, уходила, любой сосед мог войти за солью, за сахаром. Среди ночи могли молодые люди пройти с песней, в обнимку, очень мирная жизнь была. Другие отношения были у людей.

Я думаю, что для латышского зрителя – я не говорю о той публике, которая слушает ваши песни или ходит на ваши концерты, я говорю о фильмах «Мимино» (не знаю, как вы сами относитесь к «Мимино»), «Не горюй!» – вы являетесь образцом грузина.

Спасибо!

Если бы вам пришлось определить самое главное в человеке, которого вы сыграли, что бы вы сказали?

В русской литературе есть такое понятие – рыцарь. Когда я был молод, я был уверен, что рыцарь обязательно должен быть вашего роста, высокий, в железных доспехах, сильный мужчина. Потом постепенно по жизни я начал понимать, что рыцарем может быть и маленький человек, бедный, необразованный…

Но вы же не о себе говорите…

Нет. Я вообще говорю. «Мимино» – это такой массовый фильм. Я не говорю, что это шедевр. Но почему «Ми--мино» так нравится? Потому что зрители стали понимать, что человек должен обязательно быть привязан к своим корням. Понимаете? Во-первых, это не комедия, это серьезный фильм, просто авторы этого фильма нас научили смеяться там, где надо плакать. Вот Гайдай снимал комедии, когда стулом бьют по голове, и от этого удара весь зал умирает от хохота. А рыцарство – это, наверное, не махание шашкой.

Когда Мимино… там финал-то отрезан у фильма, он заканчивался по-другому… когда Мимино выходит из самолета… Кому-то он должен был дрова привезти, кому-то керосин, еще чем-то помочь… И он понял, что его место – там! Но он туда должен вер-нуться в ущерб себе. Человек не должен для себя жить, понимаете? Я сей--час, может быть, не очень правильно для русских выражаюсь, но человек должен жить для общества. Моя жена всегда говорит: «У тебя на первом месте родина, на втором – друзья, потом – семья. А должно быть все наоборот». На что я ей отвечаю, что меня мама так воспитала. То же самое и в «Не горюй!». Один брат – хороший человек, старший – жульничает, зарабатывает деньги, потом бедным помогает. Закариадзе его играл. Второй, Бенжамен, по сценарию был пропойца, гуляющий бездельник. Но он же в финале говорит, что он забрал этого маленького, а старик с ослом отвечает: «Конечно, дорогой, лучше тебя кто воспитает». Мол, он все-таки среди всех самый порядочный человек. И это главное.

Не знаю, ответил ли я на ваш вопрос.

А с Мамардашвили был очень интересный случай. В лицо я его не знал и никогда не видел. Эльдар Шенгелая (очень близкий мне человек, я крестный отец его погибшей дочери), когда здесь была гражданская война, позвонил и позвал меня с женой в гости: ему кто-то привез сыр, а он живет напротив меня, через улицу. Мы, когда шли, попали в перестрелку, но кое-как дошли. И там было пять человек, очень все остроумные. Но в углу сидел какой-то человек в очках и все время курил трубку. Я его не знал. Хохотали до утра – все люди подобрались с юмором, такие очень смешные ребята были. А этот человек все время мешал, потому что он не улыбался. На второй день я позвонил Эльдару и спросил, кто этот человек. Он ответил, что Мамардашвили и что он все время удивлялся, над чем это они смеются, что за тема.