По-моему, люди глупы

Пару лет назад, когда я проводила много времени в библиотеке Института философии, занимаясь идеями, родившимися во время французских событий 1968 года, я попала, благодаря серии слу-чайных совпадений, из академической отгороженности в такое место, где многое из прочитанно-го тут же превратилось в реальность. Это был философский форум в художественной резиденции, собравшей около ста профессионалов и студентов самых разных творческих профессий. Во время разговоров за ужином в монастырском саду не похожие друг на друга умы, делясь идеями, теря-ли привычную академическую тяжеловесность, из-за чего происходящее казалось более важным и настоящим, чем оно выглядело бы на лекции, сколь угодно хорошей. На вопрос, как ему это уда- лось, организатор резиденции Ян ответил: «Никак. Я просто предоставляю людям пространство».

Ян Ритсема (род. 1945) – нидерландский режиссер, хореограф, танцовщик, преподаватель и публицист. В 1989 году дебютировал в брюссельском Kaaitheater с постановкой Wittgenstein Incorporated, ставил классику драматургии от Шекспира до Миллера, адаптировал для театра прозу Вирджинии Вулф и Генри Джеймса, а также современную литературу. В пятьдесят лет начал танцевать и теперь преподает в основанной Анной Терезой Де Кеерсмакер школе современного танца PARTS в Брюсселе. В театре его интересует не «убедительная иллюзия», а одновременность мысли и действия, которая достигается за счет разрушения иерархической структуры материала и освобождения ассоциативного мышления актеров; Ритсема обходится без предварительной интерпретации материала, потому что она «лишает ясности».

Ритсема – драматург не только в театре. В своих публикациях и лекциях он рассказывает, как художнику освободиться от «самоэксплуатации при неолиберальном капитализме». Воплощая дух освобождения 60-х, Ритсема по-прежнему стремится разрушить иерархические структуры общества и размыть границы между общественным и личным, однако дух и пафос коммуны 60-х ему уже не близки. В 2006 году во Франции, неподалеку от Реймса, где столетиями короновали французских монархов, он в качестве эксперимента открыл в старом захолустном монастыре «временную авто-номную зону» – независимую арт-резиденцию Performing Arts Forum (PAF). Это организованное, но неинституционализированное место с правилами, но без иерархической структуры; в год оно при-нимает около 800 художников, философов и медиаактивистов со всего мира. Здесь они могут рабо-тать и делиться опытом и знаниями вне институциональных ограничений.

Ритсема стремится организовать размеренные и открытые процессы, которые могли бы хоть немно-го освободить творческую практику (и жизнь) от условий производства капитализма. По его мне-нию, это становится возможным, когда мы отказываемся «считать себя преступниками или малыми детьми», которые все время ошибаются, о которых надо заботиться, которых надо исправлять и за-щищать. Что в искусстве, что в политике Ритсему интересуют не забота, жалобы или оправдания, а взаимодействие и конфронтация, где свобода является самоорганизующим принципом.

Зане Озола

«Давайте представим, что есть только сознание». Эта фраза встре-чается сразу в нескольких ваших текстах. Что вы понимаете под сознанием в этой фразе?

Скажем так: никакой материи нет.Есть только сознание. Все сущее дви-жется, выбирает, сравнивает, проверя-ет на истинность. Везде есть какой-то разум, только какой-то иной разум. Я бы описал это как иной разум: именно он присутствует в генетическом коде чего угодно – всех вещей. У машины ведь тоже есть генетический код – механический генетический код. И у камня тоже. Именно благодаря этому коду машина и является чем-то механическим, а не сознательным. Мне представляется, что сознание чуть более прихотливо – оно действует не в плоскости механического – оно по-стоянно что-то оценивает. Или даже не так: сознание – это просто еще один способ бытия. И мне не хотелось бы думать, что такой способ бытия присущ только людям.

Все там, и все сознательно?

Я бы так сказал.

То есть любое сущее сознательно?

Да-да. И потом мы доходим до бога, в смысле Спинозы. Бог – это природа.

Спиноза – единственный нидерландский философ?

Я очень счастлив, что в Голландии в то время так или иначе понимали, что, принимая мигрантов, как мы бы сейчас сказали, в свое тесное сообщество, они получают огромное преимущество, потому что таких людей, как Спиноза, в Голландии днем с огнем не сыщешь. Голландию думающей страной не назовешь. Голландцы – люди торговли. Никаких природных ресурсов у нас нет, поэтому единственное, что мы можем делать, – это торговать с соседними странами в расчете на заработок. Именно поэтому в мое время мы должны были учить сразу три языка: французский, английский и немецкий. Именно так мы делали деньги, именно там была работа, именно этим нужно было заниматься, чтобы добиться успеха. Но…

Спиноза.

Да, Спиноза. Сознание – это природа. Если бог есть, то есть и природа. Поэтому можно сказать, что во всем присутствует сознание. Мне кажется, что все сущее осознает свое бытие. Не хотелось бы, чтобы это прозвучало как-то эзотерично, но царапина на машине причиняет боль не только владельцу машины, но и самой машине. Это, конечно, безумие. Хозяин просто хочет всяких глупостей: чтобы у него был новенький блестящий автомобиль без малейшей царапинки. Но я был бы не против, если бы мы, люди, начали думать о вещах как о сознательных сущностях. И не только о природе, не только о деревьях, растениях и пчелах.

Но ведь машина – это творение человеческих рук.

Да.

В отличие от травы, в отличие от деревьев. Какой смысл приписывать молотку или машине сознание и способность к ощущению боли? Что вы от этого получите?

Как человек, я перестану быть центром вселенной.

То есть ваша цель – лишить человека центрального места в мире?

Да, потому что это приведет к тому, что человек перестанет относиться к миру операционально, перестанет думать о себе как о магните, который притягивает к себе все остальное, а станет воспринимать себя как часть всего сущего. И это сделает людей более прозрачными, более доступными для проникновения… Под доступностью для проникновения я имею в виду не только секс и все, что с этим связано…

Не только проникновение в сексуальном смысле?

Нет-нет, скорее – проницаемость, способность испытывать чье-либо влияние, способность человека открыться влиянию того, что находится вокруг него. Если бы мы были более проницаемыми по отношению к окружающим нас вещам, мы, вероятно, научились бы и открываться друг другу. Стул – это приглашение сесть. Со стороны стула это проявление доброты: он готов к тому, что вы сядете, и он будет вынужден держать ваш вес.

Это правда.

Я бы не возражал, если бы мы избавились от доминирования того, что мы называем живым. Артефакты мы считаем неживыми. Я с удовольствием расширил бы понятие живого.

Называть стул приглашением сесть – значит поэтически описать его функциональность, и никакой проблемы я здесь не вижу. Но когда вы начинаете приписывать стульям, молоткам и машинам способность ощущать боль, я воспринимаю это как чистую фантазию. Никто в здравом уме и твердой памяти эту идею серьезно не воспримет.

Вы хотите сказать, что вы в здравом уме?

Надеюсь, что да. (Смеется.) Очень на это надеюсь.

(Смеется.) Значит, у вас есть твердое понятие о том, что значит быть в здравом уме?

Нет.

Тогда это защитная реакция.

У меня нет твердого понятия о том, что значит быть в здравом уме, – я пытался показать абсурдность попытки рассматривать боль как сознательное состояние. Боль сама по себе довольно сложное понятие. Оно возникло относительно поздно, и до сих пор не ясно, как его следует понимать, но приписывать способность переживать боль машинам, вещам, молоткам и стульям кажется мне непродуктивным абсурдом.

Когда машина стареет, когда она начинает ржаветь, когда в ней постоянно ломается то одно, то другое… Не знаю, есть ли у машины самость, есть ли у нее сознание, но царапина столь же вредна для нее самой, сколь и для ее хозяина.

То есть вы все-таки не признаете за машиной способности ощущать боль?

Как я и сказал, я думаю, что это вредно, губительно. Это не боль, потому что боль – это человеческое эгоцентричное ощущение, переживаемое человеком внутри себя. А люди меня не интересуют.

(Смеется.) Хорошо.

По-моему, люди глупы.

Люди как вид?

Да.

Чрезвычайно глупы. Известны ли вам виды, обладающие большей мудростью?

(Долго молчит.) Человеческая глупость проявляется в том, как люди сотрудничают между собой.

Вы имеете в виду, что они не умеют этого делать?

Они действуют поодиночке. Они что-то утратили как вид, хотя у них имеются способности, позволяющие им действовать сообща. Но они разделены своим сознанием, поэтому эта способность к сотрудничеству у них развита крайне слабо. Им кажется, что они друг друга понимают, но это не так. Другой для тебя то же самое, что травинка, – видеть ты ее видишь, а понять не можешь.

Да.

Мы пытаемся действовать сообща, сотрудничать, но не получается. И поскольку этой общности нет, она кажется нам крайне важной. Поэтому мы все держимся вместе. Потому что общности нет.

Вот вы говорите, что общности нет, но как тогда объяснить разные массовые племенные обряды, когда толпа собирается и начинает действовать как единый организм. Это ведь тоже некие формы общности, и люди весьма эффективно действуют сообща.

Я не это имел в виду под общностью. Тут все запланировано и реализовано. Они идут за одним знаменем, за одной красной тряпкой. Это очень редуцированная форма, это не настоящая общность.