Дни кино ‘86

Дом знаний

«Солнце – источник света, а наш мир – лишь экран» – так в начале XII века Омар Хайям (по мысли устроителей Дней кино) описал проекционный фонарь. Волшебный фонарь, тауматроп, анортоскоп, мутоскоп, кинетоскоп, праксиноскоп, зоотроп, фенакистископ, зоопраксограф... и, наконец, патент ? 245032, выданный 13 февраля 1895 года, – изобретение братьев Люмьер.

Впервые у рижан была возможность в сопровождении профессиональных гидов – киноведов – ознакомиться и потрогать старинные киноаппараты тех времен, когда демонстрация кино шла в ногу с дрессировкой львов. Мотоциклист врезался в кирпичную стену фойе Дома знаний и наполовину пробил ее – так группа художников представила киновзрыв.

День за днем в полночь хозяева дома приглашали к себе интеллектуалов. К ним присоединились директор Московского музея кино Наум Клейман, кинокритик Андрей Плахов, киновед и семиотик Михаил Ямпольский, профессор Тартуского университета филолог Юрий Лотман, кинодраматург Рустам Ибрагимбеков, выдающийся звукорежиссер Роланд Казарян. Однажды, уже под утро, в честь события и по собственной воле музицировали пианист Владимир Виардо и скрипач Юрий Жислин.

Молчаливое изваяние с острова Пасхи у подножия Дома знаний, в неполных ста метрах от памятника Владимиру Ильичу Ульянову (Ленину), символизирует несокрушимость кинематографической машины времени. Пять человек соорудили 15-метрового истукана и вдули ему в легкие воздух, сначала пылесосом, потом компрессором. По утрам художники собирались, чтобы проверить, держится ли в теле воздух и дух, но причин для беспокойства нет – фигура стоит прочно, поддерживаемая той гордостью, что Рига своим первым киносеансом опередила Лондон, Петербург и Берлин.

У художника Мариса Аргалиса, кажется, оставался какой-то кусок ткани, и он вдобавок сшил своему изваянию шляпу. Хорошо воспитанные и наученные рижане, проходя мимо шапки, кидают в нее деньги. Мы с Марисом Гайлисом назначили ответственного, который ежевечерне деньги изымает, и у комиссии организаторов образовалось свое накопление – копейки пересыпаются в литровые банки, купюры хранятся под замком. В один прекрасный день деньги исчезают, все пожимают плечами, и упомянутый факт ясно указывает на некоммерческую природу демонстрации кино.

Кировский парк

В отношении Верманского парка надо сказать сразу – не фильмы, конечно, были главным. Главное было – настроение. А уж о нем позаботились.

«Россия. Столетие начинается. Это было время, когда возникли и стали легендами первые звезды. Вера Холодная, Петр Чардынин, Витольд Полонский, «Молчи, грусть, молчи!» (1918). Это было время, когда человеческие души были открыты чуду, как зонтики тем вечером в Верманском саду. Это было время раскрепощения движения. Время великого немого. Когда звук рождался в ушах тапера, вспыхивал на кончиках пальцев и звучал, отражаясь от потолка кинотеатра. А в музыке жила озорная небрежность регтайма, драматическая острота танго, сентиментальность русских романсов, шаткость межвременья, тревога предъиктовых предчувствий. Открытая структура, возникающая и обрывающаяся без начала и конца. Когда слово надо было прочесть или же его не было вовсе, а за кадром оно витало в головокружительных глубинах души. Как ананасы в шампанском. Бальмонт, Брюсов, Северянин.

Помнит век. Красота, страсти, драматизм. Это особенное время, тогдашние слезы превращаются в сегодняшнюю улыбку, а сегодняшние улыбки превращаются в завтрашнюю печаль. Седой господин, который не может найти места, дети, которые не могут усидеть на месте, лощеные манекены, раскачивающиеся на ветру. На экране прохладная чернобелость. Страдания героев. Наблюдательные переживания сидящих. Измена. Ревность. Любовь.

Ragtime».

Аркадия

Парк Аркадия кипел как Бастилия в дни Французской революции, но занять его было дозволено только режиссерам, актерам, художникам, музыкантам – всем, кто занимается несерьезными и не до конца понятными вещами.

Высочайшую точку Аркадии украшал памятник высотой пять-шесть метров – монумент, у основания которого была установлена табличка с надписью «Вечная память киносценариям, которые так и не увидели свет экрана», периметр памятника опоясывали названия сценариев и имена сценаристов. Пирамиду образовывали тысячи белых листов формата A4, и первые цветы у подножия памятника возложил автор идеи – художник Миервалдис Полис.

Перед кинопавильоном Аркадии под навесом от солнца два актера разыграли аукцион, брали деньги и взамен давали вещи. Все происходило, как в торгах на экране – был молоток, хорошо поставленные голоса, на господах – черные цилиндры, и, конечно, предлагался товар – зонтик Вии Артмане из фильма «Театр» и много других фигурировавших в фильме предметов. Теперь это привычное дело, однако в тот раз в Советском Союзе состоялся первый аукцион.

Актеров в Аркадии было множество, во всех углах и сторонах парка. Джулию Ламберт – Вию Артмане с лицом, закрытым тонкой вуалью, сопровождал неведомый шофер, одетый в кожаный шлем с большими автомобильными очками. Шестнадцать абсолютно одинаковых Чарли Чаплинов из театра пантомимы создавали легкое чувство шизофрении, так как двигались совершенно синхронно, все разом снимали котелки и удивительно точно жонглировали тросточками, перемещаясь по Аркадии своеобразным каре.

В парке были равномерно рассеяны десять армейских автомобилей с оборудованием для демонстрации фильмов и большими вмонтированными экранами, на которых двигались образы из немых и звуковых фильмов. Особенно удивлялись дети, ведь кинопоказы напоминали сценку из марсианской жизни – на планету приземлились космические гости со странными агрегатами и показывали аборигенам странные картинки. Такие же странные картины можно было наблюдать и в других местах парка – открытый холодильник был, конечно, огорожен, так как из него наружу вываливались колбасы и окорока, гирлянды сарделек и пачки с надписями на иностранных языках. И хотя мясные ноги выглядели бутафорски, да и колбаса, пожалуй, тоже, отделенная непреодолимым расстоянием публика была не на шутку взволнованна – в те годы в Риге полки магазинов были пусты...

Неподалеку самолет при падении скосил дерево, вокруг валялись обломки и осколки, а сам пилот с парашютом болтался высоко в ветвях дерева, запутавшись в стропах. Пять волжских бурлаков, отлитых из гипса в человеческий рост, тянули перфорированную гипсовую кинопленку. Юрис Подниекс и герои его фильма «Катит Сизиф камень», которые были совершенно свободны от каких бы то ни было скульптурных догм, возвели свой памятник «Человеку с киноаппаратом» Дзиги Вертова, подножие монумента обвивала серебряная вуаль.

На настоящей цирковой арене боролись силачи начала века, и это были вовсе не актеры, одетые для порядка в полосатые костюмы, а настоящие силачи. Армянский государственный цирк дрессировал медведя, на газонах парка возвышались гигантские фотопортреты Марлен Дитрих, Греты Гарбо и других звезд, рядом с ними публику шокировали и восхищали монументальные полотна.

Франкенштейн

По водам каналов Аркадии мягко скользит лодка. Лодочник, очевидно, катает зрителей. Какой-то пятилетней девочке тоже захотелось покататься, она отпустила мамину руку и спустилась к кромке воды. Лодочник подплыл, и закатное солнце осветило его лицо – бледное и четырехугольное, с парой кровавых капель на висках. Это был сам Франкенштейн. Девочка дает ему руку, Франкенштейн отвечает тем же, и спустя мгновение они оба уже любовались кувшинками. Франкенштейн улыбался, девочка улыбалась ему в ответ, затем лодочник достал из внутреннего кармана громадные ножницы и начал обрезать себе ногти, пока лодка медленно приставала к странной березовой роще – ее окружают простертые из воды белые руки. Франкенштейн перегнулся через борт и начал по одному отрезать пальцы белых рук.

С наступлением сумерек на пруду Марас осветились гигантские птицы – птеродактили, которые время от времени поднимали крылья и изрыгали огонь. Трамваи останавливались где придется и ехали дальше порожняком. Ближе к полуночи на дальнем берегу пруда Марас закрутилась ветряная мельница. Здесь демонстрировались пиротехнические чудеса XIX столетия, любимая и дорогостоящая забава русских помещиков. Семь тонн пиротехнических материалов были специально привезены в закрытом фургоне из Донецка.

В полночь в небе грянула первая из девяноста огненных бомб – Пардаугава проснулась в удивлении – ведь не 9 мая и не 7 ноября! Однако салют не кончается, и те, кому посчастливилось присутствовать, не забудут его и по сей день. Газета писала: «А ночью – невиданный фейерверк над гладью пруда Марас, над мирно дремлющим Задвиньем. Это было прекрасно, как в давно не виденной доброй киношке. Как в киноискусстве».

Утром в республиканских газетах появилась маленькая новость петитом, заметили которую только самые глазастые: «В ночь с 30 на 31 августа в 00 часов 10 минут в Риге констатировано землетрясение силой 0,6 балла». Давно придуманный девиз Дней кино «Даже землетрясение в Латвии не сможет остановить демонстрацию кино в последнюю неделю августа!» подтвердил, что из всех искусств единственное пророческое – это кино.