Может быть, этого не знают даже боги

Прочитав интервью с Питером Брауном в прошлом номере «Rīgas Laiks. Русское издание», я вдруг отчетливо понял, с какой неопределенностью вынужден сталкиваться историк, стремящийся реконструировать мировоззрение людей далекого прошлого на основании письменных источников и другого рода свидетельств. Но еще труднее представить себе, как с этой неопределенностью справляются историки, занимающиеся временами, от которых не осталось вообще никаких письменных свидетельств. Одним из самых выдающихся первооткрывателей этой территории в наши дни является Майкл Витцель (род. 1943) – уроженец Германии, а ныне профессор филологии и санскрита Гарвардского университета.

Если сравнивать жизненный путь Витцеля с биографиями большинства профессорствующих гуманитариев, то он окажется куда богаче на события, непосредственно не связанные с университетом. С 1965 по 1973 год Витцель изучал индологию в Германии и Непале, после чего семь лет работал в Катманду, где возглавлял Непальско-немецкий проект по сохранению рукописей и Непальский исследовательский центр.

После переезда в Гарвард в 1986 году Витцель не раз публично выступал против недобросовестных, по его мнению, интерпретаций истории и неаутентичных толкований ведических текстов. Когда несколько групп американских индуистов в 2005 году пытались добиться изменений в тексте школьных учебников по истории Калифорнии, Витцель присоединился к активистам, выступавшим против, и убедительно показал, что требования индуистов обусловлены религиозными и политическими мотивами. Когда его обвинили в «ненависти по отношению к индуизму», Витцель ответил, что «ненавидит людей, искажающих историю».

Хотя исследования Витцеля сосредоточены в основном на доисторическом периоде Древней Индии, развитии ведической религии и диалектах ведического санскрита, в круг его интересов входят также методы исследования мифологии, эволюция религиозных практик с древнейших времен и до наших дней, история ключевых идей, общих для разных религий (например, идеи перерождения), и, как показывает это интервью, даже использование галлюциногенных растений в древнеиндийских ритуалах. В настоящее время Витцель вместе с группой коллег работает над новым переводом «Ригведы» на немецкий язык.

Нарушу принцип строгого разграничения между исследовательской работой и частной жизнью ученого и отмечу, что к изучению религии Витцеля привела не история личных воззрений, как это часто бывает, а чисто научный интерес. Сам Витцель не религиозен и онтологический статус разнообразных духовных материй определяет с позиций сугубо секулярных, типичных для нашего времени. Что вовсе не мешает ему видеть, какую огромную роль сыграло в истории человечества религиозное и мифологическое мышление.

Х. Ц.

    Начнем с вопроса об истоках. В чем вы видите начало размышлений об истоках языка, мира, человека и т.д.? Когда возникает этот тип мышления?

Вероятнее всего, в очень далеком прошлом, о котором у нас нет никаких свидетельств. Обычно мы обращаемся к самым ранним письменным источникам, какие у нас есть, то есть к египетским, месопотамским, греческим, индийским, китайским, японским, инкским текстам и т.д.

    Но если я правильно понимаю, вы на основании мифологии попытались выйти за этот горизонт и добраться до времен, от которых до нас не дошло никаких письменных источников?

Как я и сказал, обычно мы останавливаемся там, где у нас кончаются источники. Но как пробиться за третье тысячелетие до нашей эры? У нас нет никаких свидетельств. Что делать? Я прибегнул к реконструкции. Понять мой подход проще всего по аналогии с лингвистической реконструкцией. Взять, скажем, вас: вы можете изучить современные балтийские языки и попытаться реконструировать балтийский праязык. Естественно, реконструкция, как и всякая теория, остается гипотетической, однако за двести лет в лингвистике сложились достаточно надежные методы, чтобы иметь возможность более или менее точно предсказывать, на что был бы похож тот или иной язык. Время от времени удается обнаружить отсутствующие связи. Как в биологии, где Дарвин примерно реконструировал ход эволюции видов, а через 5–7 лет был обнаружен Archaeopteryx – птица, которая похожа на птицу, но в то же время имеет пальцы рептилии и так далее. То же самое происходит и с языком. Скажем, на основании Гомера и различных диалектов был реконструирован протогреческий язык, а потом, в 1948 году, Майкл Вентрис расшифровал наиболее позднюю версию критского письма, линейное письмо Б, которое оказалось не чем иным, как ранним греческим языком примерно 1200 года до н.э. За это время кое-что изменилось, и, конечно же, в микенском письме мы видим que в значении «и», как в латинском выражении Senatus Populusque Romanum. Они пишут que, а в греческом этого уже нет, потому что que преобразовалось в te, тоже «и» в постпозиции. И вот мы увидели на письме именно то, что и было реконструировано. Точно так же в хеттском языке, когда его в конце концов расшифровали в 1916 году, обнаружилось написание слов типа pahhur («огонь») с ларингальным h – но этот ларингальный h, ни в каких других индоевропейских языках не присутствующий, был реконструирован Соссюром за тридцать лет до этого. То есть иногда нам удается найти какие-то отсутствовавшие промежуточные звенья, и они всегда совпадают с тем, что предполагалось реконструкцией. А я делаю то же самое, только на материале мифологии.

    Где, по-вашему, истоки размышлений о происхождении человека?

Это уже следующий вопрос. Когда работаешь над реконструкцией мифологии, нельзя забегать вперед. Вот у нас имеется… скажем, евразийская мифология, очень древняя. А поскольку люди 20 тысяч лет назад мигрировали также и через обе Америки, должна быть и лавразийская мифология, как я ее называю, – это технический термин, которым в геологии и биологии обозначают протоконтинент, включавший в себя Европу и Северную Америку. Это старшая группа. Реконструировать саму эту группу – уже гигантский шаг вперед. Дальше ты смотришь, что происходит в остальном мире, то есть в Центральной Африке, на Андаманских островах, в Новой Гвинее, в Австралии и т.д. У них там все по-другому. Теперь у нас уже имеются две основных версии. И уже внутри этих реконструированных мифологий можно ставить вопрос, который вы задали. В лавразийской и северной мифологиях люди с самого начала задавались вопросом об истоках. Постоянно спрашивалось, как возник мир, откуда взялись боги, как появились люди и т.д. Эти вопросы встроены в саму систему. В южных мифологиях все не так. Их совершенно не заботит происхождение мира – им интересно только, откуда взялись люди.