Доктор Цайтгайст

В июне прошлого года философ Петер Слотердайк отмечал свое семидесятилетие, слушая лекции о себе самом, – дело происходило в Центре искусств и медиа в Карлсруэ, и лекций было прочитано не менее двадцати. Группа ведущих европейских интеллектуалов, ученых и художников, а также дилетанты-миллиардеры чествовали самого одиозного немецкого философа в городе, где он родился и где только что вышел на пенсию, проработав двадцать лет ректором Государственной высшей школы дизайна. В докладах анализировались соображения Слотердайка о Европе, демократии, религии, любви, войне, гневе, семье и пространстве. Были доклады, посвященные слотердайковскому анализу Шекспира и Клаузевица, разбору его остроумных дневников, а в ходе некоторых показывали слайды с изображениями зданий, созданных под влиянием его идей. В перерывах Слотердайк – человек с длинными соломенного цвета волосами и всклокоченными усами – курсировал между светочами множества дисциплин, в которые ему доводилось забредать, как король франков, приветствующий правителей недавно покоренных княжеств. В академическом книжном можно было найти большинство его сочинений – шестьдесят с чем-то наименований, созданных за сорок лет. Последнее, «После бога», красовалось на пьедестале в отдельном стеклянном кубе.

На обеде в свою честь Слотердайк инспектировал происходящее в компании своего голландского приятеля Бабса ван ден Берга.

– Как думаешь, зачитывать мне это письмо? – спросил он. В руках он держал послание от канцлера Германии Ангелы Меркель, в котором высоко оценивался его вклад в немецкую культуру.

– Нет, ни в коем случае, – ответил ван ден Берг.

– Да и письмо-то так себе, – сказал Слотердайк. – Такое короткое. Наверное, даже не она его писала.

– Конечно, не она, – согласился ван ден Берг. – Но ты бы никогда не получил такого письма в Нидерландах или где бы то ни было еще. Кто-то в ее канцелярии серьезно над этим работал.

Во всем мире почтение к интеллектуальной культуре почти исчезло, но в Германии оно сильно до сих пор. Книги Слотердайка соседствуют в списке бестселлеров с мемуарами футбольных звезд. Вечерняя телепередача «Философский квартет», одним из ведущих которой был Слотердайк, не сходила с экранов на протяжении десяти лет. Он написал оперное либретто, выпустил полный непристойностей эпистолярный роман, высмеивающий фонд, который выделяет деньги на научные исследования, и был советником ведущих европейских политиков.

Коллеги Слотердайка выступили с похвальными речами. Архитектор Даниэль Либескинд сказал, что книги Слотердайка привели к переосмыслению европейского публичного пространства. Бруно Латур, социолог и историк науки, извинился, что не говорит по-немецки, и прочитал на французском длинное шуточное стихотворение собственного сочинения, в котором Слотердайк выступал как секретарь бога. Показали видео, смонтированное из телевыступлений Слотердайка разных лет, в котором молодой мистик-блондин с арктической синевы глазами в поношенном свитере постепенно превращался в сидевшего перед нами господина вполне буржуазного вида.

На второй день симпозиума, вечером, Слотердайк и его партнерша журналистка Беатрис Шмидт пригласили нескольких друзей к себе домой – их квартира находится на величественного вида улице рядом с буддистским центром медитаций. В коридоре, ведущем в кухню, висела картина Ансельма Кифера с бомбардировщиком. В почти диком, неухоженном саду Слотердайк уже разливал гостям белое вино из долины Роны. Вокруг шептались о сокровищах его винного погреба. Усевшись на крохотной деревянной веранде, Слотердайк рассказывал двум молодым женщинам, через какие муки он только что прошел, пытаясь продлить водительские права. «Тихий ужас, – говорил он. – В Германии на это уходит девять часов. Только фанатично преданные друзья могут отважиться на то, чтобы пойти с тобой».

Стоит Слотердайку пуститься в очередное разговорное соло, как вокруг возникает ощущение подъема и отрыва от земли. Ритмичный гнусавый рокот набирает силу и в конце концов прорывается в более возвышенные области, создавая ощущение некоего просвета в обыденности. «Машина – как утроба на колесах, – говорит он. – Она превосходит свой биологический образец в том, что связана с независимым движением и ощущением автономии. Кроме того, в машине есть фаллические и анальные составляющие – примитивноагрессивное соревновательное поведение и резкий набор скорости с последующим обгоном, превращающим другого, более медленного водителя в кусок говна».

В Германии, где сухость стиля у академических философов по-прежнему приравнивается к серьезности, Слотердайк – почти что монополист в том, что касается непочтительности. Это важная составляющая его широкой популярности, равно как и готовность высказаться по всем без исключения вопросам – от психоанализа до финансов, от ислама до советского модернизма, от озонового слоя до сексуальности неандертальцев. Эссе о гневе может внезапно превратиться в изложение истории улыбки, размышление об Америке – в историю фривольности. Главный труд Слотердайка, трехтомные «Сферы», в общей сложности почти три тысячи страниц, включает в себя сумбурное описание ритуалов, с помощью которых человечество избавлялось от плаценты. Он до абсурдного продуктивен. Как сказал мне его редактор, «со Слотердайком одна проблема – всегда отстаешь от него на восемь тысяч страниц».

Из-за этой изобильности Слотердайка почти невозможно определить и классифицировать. Он знаменит не одним смелым тезисом, а тем, что так и сыплет импрессионистскими неологизмами – «антропотехника», «негативная гинекология», «ко-иммунизм», – некоторые из которых вроде бы предполагают наличие какой-то общей системы. При этом его известность в качестве публичного интеллектуала объясняется его давней критикой священных коров либеральной демократии, причем теперь, когда либеральная демократия по всему миру переживает кризис, критика эта кажется пророческой. Его коронная тема – сохранение древних побуждений во вроде бы развитых обществах. В 2006 году он выпустил книгу, в которой доказывал, что в нынешнем бунте против глобализации можно увидеть бестолковое проявление «благородных» порывов и что их нужно не подавлять, а пытаться перенаправить по таким каналам, какие левые либералы даже представить себе не могут. Президентскую гонку между Хиллари Клинтон и Дональдом Трампом он охарактеризовал как выбор «между двумя беспомощно жестикулирующими моделями нормальности, одна из которых уже не выглядит легитимной, а другая еще не опробована»; его не удивило, что так много людей предпочли последнюю. Редкий философ настолько захвачен текущим моментом и готов с такой радостью его объяснить.

Общественные разрывы ничуть не смущают Слотердайка, и в Германии, где стабильность, рост благосостояния и крепкая система социальной поддержки считаются важнейшими достижениями послевоенной истории, он в этой связи фигура спорная. Немцы часто гордятся своей высокой нравственностью – примером здесь может служить проработка нацистского прошлого или сравнительно недавнее решение правительства принять больше, чем другие европейские страны, беженцев из Сирии. Слотердайк полон решимости освободить своих соотечественников от этих благодушных иллюзий. Германию он называет «летаргократией», а социальное государство – «фискальной клептократией». Он открыто осудил отношение Меркель к беженцам, ссылаясь на таких правоконсервативных мыслителей, как Мартин Хайдеггер и Арнольд Гелен, и даже пустился в рассуждения о генетическом оздоровлении человечества. В итоге прогрессисты зачастую просто отказываются произносить его имя вслух. В 2016 году глава одной из центристских партий назвал его марионеткой в руках «Альтернативы для Германии» – новой крайне правой партии, которая получила 13% на федеральных выборах осенью 2017 года.

Слотердайку подъем правых сильно усложнил жизнь. Высказывания, которые в любое другое время можно было простить, приняв их за попытку оживить дискуссию, сегодня кажутся опасными. Десять лет назад Слотердайк предсказал рост шовинизма в Европе: «Мы еще будем с ностальгией вспоминать времена, – говорил он, – когда угрозой нам казался бьющий на эффект шоуменпопулист вроде Йорга Хайдера» – покойного предводителя австрийских крайне правых. Теперь Слотердайк обнаружил себя в затруднительном положении мыслителя, мнения которого догнала реальность.

В Германии Карлсруэ, когда о его существовании вообще вспоминают, воспринимается как тихий, безмятежный городок, в котором находится Верховный суд. Расположенный далеко на юго-западе, где Германия начинает плавно превращаться во Францию, он оказался одним из первых европейских городов с плановой застройкой и оазисом Просвещения. Побывав здесь проездом в 1788 году, Томас Джефферсон отправил домой рисунок с планом города, заметив, что его можно было бы взять за образец при создании генерального плана Вашингтона.