Встреча с Духом Святым

О ношении змей на руках (snake handling) как одной из экстремальнейших христианских практик на юге США, и без того щедром на экзотику, слышать доводилось уже давно, но попасть в церковь, где это происходит, отнюдь не так просто. Смертность среди «змееносцев» высока, но еще выше была волна возмущения «нормального» американского общества по поводу этой опасной практики, поэтому «змееносные» церкви сегодня законодательно запрещены везде, кроме Западной Виргинии, одного из беднейших штатов США, где в Аппалачских горах нашли прибежище общины, имеющие поводы отмежеваться от остального общества. Наведавшись сюда весной 2003 года, я через друзей своих друзей сумела наладить связь с церковью Скребл-Крика, где во время служб прихожане брали в руки ядовитых змей и иногда пили яд, чтобы доказать силу своей веры. Отцом-основателем этой последней обители змееносцев считается Элза О. Прист, за 35 лет деятельности укушенный змеями девять раз и умерший в 2002 году. Эстафету перехватил его зять, бывший шахтер Майкл Ленам, возглавляющий общину по сей день. По последним сведениям, за десять лет в Скребл-Крике особых изменений не произошло, кроме гибели нескольких членов общины. От змеиных укусов.

Иева Лешинска

«Cтрихнин мы сегодня пить не будем, – с ноткой легкого сожаления в голосе поведал Майкл Ленам стоящим перед ним двум десяткам прихожан. – Но вот гремучие змеи у нас есть. Вон в том ящике», – продолжил он, указуя перстом на прикрытую сеткой обшарпанную коробку, откуда раздавался довольно громкий треск. «И не тешьтесь гордыней своей, – продолжил Ленам, – ибо там, в том ящике, смерть».

Майкл Ленам – наше контактное лицо в Церкви следования знамениям. Он не совсем проповедник – такой должности в церкви нет, скорее, глава общины, один из образующих хребет церкви, один из старейшин, кому дозволено не только «свидетельствовать», но и наставлять. Свидетельство есть личное повествование, раскрывающее могущество и милосердие Господа. Его смысл не побуждать или наставлять общину – это было бы проповедью, – а просто славить Бога. Это мужчина средних лет. Половина его лица испещрена шрамами – виной тому, как мы узнали позднее, взрыв на шахте. Большинство мужчин в общине тоже зарабатывали или по сей день зарабатывают на хлеб на шахтах и других горнорудных предприятиях Аппалачей. Когда мы вошли в церковь, он тут же познакомил нас со своей женой – крупной, круглой, с тремя подбородками и длинными, закрученными на лбу пепельными волосами (правила внутреннего распорядка церкви обязывают женщин не стричь волосы, носить длинные юбки и приличную обувь – черные сапожки на шнуровке до лодыжек, никаких шорт или коротких рукавов для обоих полов) – и подвел к почетному гостю, Бобу Элкинсу. Боб возглавляет Церковь следования знамениям в Джоло, расположенном в самом бедном и захолустном уголке на юге штата Западная Виргиния. Церковь в Джоло, пожалуй, самая известная из общин так называемых «змееносцев». И потому, что самая многочисленная, и потому, что в ней действовали известные на всю округу змееносцы (например, легендарный ДьюиЧейфин), и потому, что летальные случаи в этой церкви не раз привлекали внимание общественности и вызывали изрядную шумиху в прессе. Следует добавить, что, хотя игры со змеями в церкви по-прежнему остаются весьма распространенным ритуалом также в Теннесси, Алабаме и Джорджии, в этих штатах они были запрещены в 50-х и 60-х годах и законными остаются только в Западной Виргинии. Однако и там змееносцы периодически сталкиваются с возмущением и осуждением общества, заслуженными и не очень обвинениями. О наличии этого публичного фона свидетельствует надпись на стене церкви в Скребл-Крике «Внимание! Церковь никоим образом не принимает на себя ответственность за тех, кто выпьет смертельный яд, возьмет в руки змею или будет укушен».

По приблизительным расчетам, в Соединенных Штатах от змеиных укусов, полученных во время религиозных ритуалов, за последние двадцать лет умерло более 70 человек. Они разделили участь легендарного основоположника Церкви следования знамениям Джорджа Вента Хенсли. Он впервые взял в руки ядовитую змею около 1910 года, за 45 лет был укушен более 400 раз и умер в 1955 году, исходя кровавой рвотой, в каком-то сарае в Северной Флориде.

От укуса змеи в церкви в ранней молодости умерла мать Лидии Элкинс-Холлинз Колумбия, дочь первой жены Боба Элкинса Барбары – Барбара пользовалась всеобщим уважением как последний живой человек, носивший змей вместе с Хенсли. Лидия, внучка Барбары, сухощавая женщина между пятьюдесятью и шестьюдесятью, с прямыми волосами до плеч, сегодня сидит на сцене за электроорганом неподалеку от остальных ведущих членов общины и почетных гостей. На протяжении всего богослужения мрачные, диссонирующие звуки инструмента сопровождает ее голос – суровый и грубый, напоминающий треск рвущейся ткани. Ее пение заглушает все, лишь время от времени сквозь него пробиваются возгласы типа «Oкей! Oкей! Славься, Господь! Спасибо, сладкий Иисус!».

Пока, правда, из уст Лидии и других при­­сутствующих прозвучали лишь несколько «Славься…» и «Аллилуйя», ибо все только началось. Майкл Ленам исповедует веру, основанную на буквальном толковании фрагмента Евангелия от Марка (16:17–18): «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы». Он радостно приветствует собравшихся и призывает активно участвовать в происходящем: «...Кричите, танцуйте, бегайте, только не убегайте прочь». Из сказанного Ленамом я понимаю и успеваю записать немногое – во-первых, он говорит на местном диалекте, во-вторых, страдает дефектом речи, и в-третьих, прислушаться мешает само это приключение, соприкосновение с каким-то иным, совершенно незнакомым мне миром, из-за чего мысли скачут, пытаясь найти точку опоры в когда-то прочитанном или услышанном и найти этому подтверждение здесь и сейчас. А ведь есть еще и «в-четвертых» – змеи. Когда вносят ящик и ставят на скамейку в паре метров от наших стульев, я начинаю сомневаться в своей способности выполнять обязанности журналиста и нейтрального наблюдателя, и мы незаметно отодвигаемся в отдаленный уголок зала. Ящик, украшенный надписями «Господи Иисусе Мой Бог» и «Книга Откровения Иоанна 21:6–7», пока никто не трогает, но о том, что в нем что-то есть, свидетельствуют шорохи и шипение, словно из громадного кожаного мяча понемногу выпускают воздух. В моменты тишины этот звук кажется невыносимо громким. (Хотите верьте, хотите нет, но он полностью стих с последним возгласом «Иисус»!)

В Соединенных Штатах обитают два семейства ядовитых змей. К Elapidae относятся восточные и западные аспиды, пугливые, красивые и чрезвычайно опасные, к Crotalidae – не такие ядовитые, зато более агрессивные гремучники и щитомордники. Жертвы Crotalidae умирают от внутренних кровотечений, сердечно-сосудистого шока или паралича почек и органов дыхания. Опаснее всех ромбический гремучник, достигающий двух метров в длину, агрессивный, с большим запасом яда. Менее ядовит медноголовый щитомордник, хотя и его укус может убить ребенка. Где-то посередке между этими двумя видами стоит лесная гремучая змея – именно она чаще всего используется в церкви змееносцев в силу распространенности на каменистых склонах и в зеленых долинах Аппалачей. В неволе эти змеи живут до тридцати лет, и нередки случаи, когда у змееносцев возникает к ним определенная привязанность. Например, проповедник Ли Валлентайн на смертном одре завещал пастве: «На похоронах пронесите моих змей, всех по очереди, над моей могилой». Но обычно редкая змея живет дольше одного сезона – анатомия рептилий просто не приспособлена для таких упражнений. Змеи для богослужений покупаются у коллекционеров экзотической фауны (в зависимости от вида цена колеблется от 40 до 200 долларов), вымениваются, но чаще просто отлавливаются с помощью рогатки и мешка или наволочки. Фотограф ЧакКоннер, чьи снимки иллюстрируют эту статью, многие годы дружит со змееносцами и лично брал в руки ядовитых змей. Так вот, он уверяет, что змеи используются уже в день поимки, не приручаются и дрессировке не поддаются. То есть остаются совершенно непредсказуемыми. От многочисленных укусов не вырабатывается иммунитет, напротив, возрастает вероятность летальной аллергической реакции. Как сказал Дьюи Чейфин: «Змея может привыкнуть к рукам, но от мысли укусить не откажется никогда. Ей безразлично, кто ты. Она укусит. И даже если она тебя не убьет, то заставит пожелать себе смерти». Когда мы здоровались перед богослужением с Майклом Ленамом, Бобом Элкинсом и другими почтенными змееносцами, я заметила у многих на руках большие черные пятна – именно так выглядит след укуса ядовитой змеи. В отдельных случаях дело может дойти до паралича конечности. То, что змея укусила, вовсе не свидетельствует об особой грешности жертвы. Просто в данный момент на нее не снизошел Святой Дух. В действительности они считаются с возможностью умереть в любой момент, но снова процитируем ДьюиЧейфина: «Лучше перенестись за гробовую черту от укуса змеи, чем от пули в сердце, возжелав жену ближнего своего!» Ну и в конце концов, курение тоже сродни «русской рулетке», только без всякого Святого Духа. ЧакКоннер рассказывал, что бывает, когда кого-то в церкви кусает змея: «Они обступают этого человека, возлагают на него руки и молятся. Это очень интимный момент». Любая медицинская помощь категорически исключена – некто Чарли Холл отказался даже от прохладной струи вентилятора или льда на рану, сказав: «С тем же успехом вы можете везти меня к доктору. Это уже никакая не вера. Если мне суждено умереть, я все равно уже покойник». Пока я размышляю, Ленам наращивает темп и участвует в богослужении уже всем телом. Проскакав всю сцену сначала на одной ноге, потом на другой, затем попрыгав на обеих сразу, он переходит на дерганую походку, явно позаимствованную из фильмов Чарли Чаплина.

Электроорган Лидии звучит все громче, на­вязчивее, музыка восходит к пронзительному крещендо. Раскрепостились и остальные чле­­­-ны общины – кто-то легонько, а кто-то с силой отбивает ногой ритм, кто-то встает и переминается, некоторые женщины выходят в проход и плавно раскачиваются в такт музыке. Только один – седой мужчина с грушевидной фигурой, в серой рубашке и серых брюках – сидит в первом ряду совершенно неподвижно. Особого внимания на происходящее не обращают и четыре находящихся в зале ребенка – они переговариваются, пихаются и стихают только с появлением змей.

Ленам хватает молодого светловолосого мужчину, который до сих пор стоял перед залом на коленях, оперев лоб и руки на возвышение, – позднее выясняется, что это четвертый муж Лидии Керби, вполовину младше нее. Хотя развод считается грехом, для отдельных заслуженных членов общины, похоже, делается исключение. Коннер рассказывал, что в общине Джоло уже 20 лет носит змей даже один открытый гей – некоторые его сторонятся, но прочь никто не гонит. Ленам и Керби начинают танцевать, не касаясь друг друга телами.

«Что с ними сегодня – где крики? Где восхваление Господа?» – взывает Ленам, после чего начинает скакать по периметру зала, не умолкая и время от времени задерживаясь возле кого-то из сидящих. Он взмок, раскраснелся, в уголках губ скопилась слюна. «Снизойди на нас, Святой Дух!» – он бегом возвращается на сцену, прыгает на месте, бросается на колени и резво проползает сцену из конца в конец, потом обратно. Мужчина в первом ряду по-прежнему неподвижен, если не считать покачивания головы и легкой дрожи, что может быть реакцией на возгласы Ленама.

Одна из женщин в проходе – стройная, с длинными темными волосами и классическими чертами лица, в черной одежде – начинает кружиться на месте. Она набирает обороты как волчок, но смотрит только вперед, куда-то сквозь сидящих, сквозь стену, в невидимую мне бесконечность. Это Люси Чейфин, дочь ДьюиЧейфина. Ее обычная стихия огонь – некоторые на богослужениях оперируют не змеями, а бидонами с керосином, поднося пламя к чувствительным частям тела. Между прочим, мне не доводилось слышать о серьезных ожогах, точно так же неизвестны случаи, чтобы кто-то умер или сильно отравился, выпив стрихнин.

Наконец Лидия выдает крещендо, и тут же, может быть, секундой позже, откидывается крышка ящика, и Керби извлекает из него первую змею. Это полутораметровый гремучник толщиной с его руку. Змея извивается, но он держит ее посередине, отвернув от себя, и повернуться к человеку она, похоже, все-таки не может. Он поднимает ее над головой. Подбрасывает в воздух и ловко ловит. Под утихающую последнюю ноту Лидия секунду наблюдает за происходящим, потом спокойно встает и берет в руки вторую змею – подлиннее и потоньше той, что извивается в руках у мужа. Как и он, Лидия держит змею за середину туловища, но второй рукой гладит по спине. Затем она нежно поглаживает змею уже двумя руками, прижав к животу. Через мгновение кажется, что гибкая, мускулистая, лоснящаяся змея сливается с Лидией в единый организм – нечто никогда ранее не виденное, но, весьма возможно, вполне естественное. И все же экстаз, читаемый на ее лице, похоже, имеет больше общего с Эросом, нежели с христианским Богом. Точно так же секс нередко кажется ближе к смерти, чем к наслаждению. Но это, наверное, закономерно – ведь для сексуального экстаза необходимо отдаться, подчиниться, отказаться от себя, и разве не говорил Иисус, что, только потеряв себя, можно себя по-настоящему найти? Змееносцы в своих ритуалах взывают к Святому Духу, но есть в их лицах и боль потери. Керби укладывает свою змею обратно в ящик, но долго она там не задерживается – ее берет темноволосый парень, до этого мирно читавший огромную Библию, из которой сыпались разноцветные исписанные закладки. Ему удается как-то свернуть змею в кольцо, и теперь она живым браслетом обвивает его запястье. «Настал час спасения! – кричит Ленам, хватая вторую змею. – Настала пора изгнать всех бесов! (Возгласы: “Пора!”, “Аминь!”, “Oкей!”.) Дозвольте мне говорить! (“Говори!”) Дозвольте мне вещать. (“Вещай!”) Истина сделает нас свободными. Дозвольте мне бросать. (“Да! Oкей!”) Я обязан быть здесь, рядом со святыми. Вот это смерть, – он выразительно помахивает змеей в воздухе, – но Иисус побеждает смерть. (“Слава Иисусу!”) Смерть, где твое жало?» –  насмешливо обращается он к змее, чей раздвоенный язык мельтешит в нескольких сантиметрах от его кадыка.

Снова на миг отключаюсь, пытаясь понять, что за странный приторный запах я ощущаю уже несколько минут. Одеколон вроде бы никто не проливал, ладана тоже нет. Видать, померещилось.

Очнувшись, вижу на возвышении другого мужчину со змеей, которая за минуту до этого нацеливалась зубами в горло Ленаму, – теперь она вяло висит у него на локте как длинная мягкая колбаса. «…Электричество – я ничего не смыслю в электричестве, но я сумел все починить, просто соединив оголенные провода, и меня не ударило током... Отец знает, когда Он мне нужен... Моя благость – грязное рубище в сравнении с его благостью... У меня не было ничего, я не знал, выживу ли, но заботами Господа братья и сестры друг за другом шли ко мне с подношениями. У меня есть помидоры... (“Слава Господу!”) У меня есть перец... (“Спасибо, сладостный Иисус!”) У меня есть картофель... (“Oкей! Oкей!”) У меня есть лук... (“Аминь!”) У меня даже новый портфель... (“Спасибо Господу!”) Отец знает, когда нужен мне... (“Да, Он это знает! Слава Господу! Oкей! Oкей!”)».

Закончив вещать, мужчина бережно, словно хрупкую драгоценность, передает змею брату Бобу Элкинсу. Тот одной рукой берет рептилию, а второй отключается от баллона с кислородом, к которому все время был подключен. «Доктора сказали, что без баллона я умру за несколько минут, даже если буду просто стоять спокойно, – начинает он. – Но я хочу танцевать!» И он выписывает замысловатый пируэт. («Вперед, брат Боб! Да освятит тебя Господь!») Боб приседает, подпрыгивает, вытягивается. Змея тем временем впала в полную апатию, видать, утомлена происходящим. Элкинс плотно ее скручивает и кладет на голову: «Меня дважды кусали змеи. И что? Если Он страдал за нас, почему бы нам не пострадать за Него? (“Oкей! Oкей! O-O-O-кей!”)». Змея сползает с его головы и зависает на плече. «Нельзя выполнять волю Бога, выполняя волю человека!» Внезапно оживает до сих пор неподвижный грушевидный мужчина в первом ряду, сопровождая конвульсивными кивками каждый выкрик Элкинса. «Нет в людях единства! (“Продолжай, брат! Аминь!”) Но нам нужно единство! (“Да, нужно! Сладостным именем Иисуса!”) Мы должны привести в порядок свой дом. Дом нашей веры. Мы последний день вместе с Господом, дети мои! Он не будет бороться с людьми вечно! Он Господь милосердный, Он Господь любящий, но верьте мне, Он же Господь справедливый, и настанет миг, когда нам придется ответить за нашу жизнь! Лучше вовремя привести в порядок свой дом! – он наклоняется вперед, багровея лицом, сверкая глазами и брызжа слюной. – Одна плоть, один дух, один Господь, одна вера, одно крещение!» Двадцать человек внезапно превращаются в двухсотглавую толпу. Лидия колотит по клавишам органа, Керби дергает струны гитары; оказывается, что в глубине сцены есть и ударные инструменты, публика бьет в тамбурины, некоторые, поднявшись на ноги, сбиваются в группки, обнимаются и колышутся в такт музыке и словам Элкинса. Грушевидный мужчина вскочил с места и вцепился Элкинсу в руку со змеей, вторую руку Элкинс возложил грушевидному на голову. Звучат возгласы: «Я освящен! Я освящен! Хвала Господу, я освящен!»«Только дьявол не верит в троицу! Только дьявол не верит в Библию! Отвергая святое слово, вы отвергаете Господа! (“Мы хотим! Мы хотим! Да освятит тебя Иисус, брат Боб!”) Отвергни грех! Исторгни грех из своего сердца! И распрямись! (“Молви, Господь, молви!”) Одна плоть! Один дух! Один Господь! Одна вера! Одно крещение!»

В зале продолжается суматошный экстаз, но Элкинс свое уже сказал. Спокойным шагом он направляется к змеиному ящику, укладывает в него рептилию, закрывает крышку. Потом так же спокойно возвращается на сцену, подключается к кислороду, берет в руки мандолину и начинает наигрывать что-то мелодичное. Понемногу успокаиваются остальные. Мне кажется, что в притихшем помещении слышен бешеный стук моего сердца. По пути домой вспоминаю прочитанное в какой-то книге, что Святой Дух излучает удушливо-сладкий запах.