Подрывная деятельность во имя общего блага

«Ты станешь настоящим лидером, только когда твой ребенок-подросток будет кричать тебе в лицо: “Папа, я тебя ненавижу!” – а ты сможешь отнестись к этому конструктивно».

Именно эта фраза, сказанная на подготовительном семинаре Марти Лински в школе Кеннеди при Гарвардском университете летом 2006 года, особенно врезалась мне в память. Эти поучения были адресованы Рональду Хейфецу. Чувствуется, что Марти старше Рональда.

Лински (в прошлом журналист, юрист, политик из Массачусетса) и Хейфец (в прошлом нью-йоркский врач-психиатр и талантливый виолончелист) создали академический и практический метод «адаптивного лидерства». Они совместно написали две очень популярных и ценных книги: Leadership on the Lineи The Practice of Adaptive Leadership (в соавторстве с Александром Грешоу). Вдвоем они учредили консалтинговую и тренинговую компанию Cambridge Leadership Associates. И так далее.

Однако гораздо важнее то, что они разработали и на протяжении тридцати лет преподавали курс адаптивного лидерства в школе Кеннеди Гарвардского университета (правда, в последние годы Лински появляется в школе только на летних семинарах). Уже более десяти лет курс адаптивного лидерства – самый востребованный студентами школы. Это преображающий опыт, который не оставляет равнодушным никого, – хватает и обожателей, и отрицателей, хотя обожателей значительно больше, и я отношусь к их числу.

У меня была возможность очно учиться и у Лински, и в еще большей мере у Хейфеца, и это был важнейший для меня жизненный опыт. Лински и Хейфец не упаковывают лидерство в «5 уровней лидерства» или в еще какую-нибудь легко продаваемую, но малодейственную корпоративную методологию. Они учат мобилизации ресурсов групп, чтобы сами группы получили возможность справляться с серьезными внутренними проблемами и конфликтами ценностей. Лински и Хейфец показывают, как разобраться в себе и как найти возможность ставить членов своей группы в такое положение, что те начнут постепенно отказываться от ценностей, приверженность которым была для них определяющей. Кроме того, Лински и Хейфец учат будущих лидеров выживать в этой роли.

В интервью Лински разъясняет свой и Хейфеца подход к лидерству: он строится на понимании задач лидерства. В период кризисов и бедствий мы часто сетуем на недостаток лидерства и ответственности у политиков. Однако стоит посмотреть на эту проблему с другой стороны, как мы увидим, что причиной дефицита подлинного лидерства является наше неверное понимание лидерства и тоска по лидерам.

Лински и Хейфец – евреи, семьи которых пострадали в Холокосте. Они призывают с глубоким подозрением относиться к вождям, которые в кризисный момент стремятся успокоить общество словами «все будет хорошо, идите за мной, я знаю, что надо делать» или же перенаправляют гнев общества на какую-либо группу: «С вами все в порядке, вот они – виноваты!» (элита, евреи, богатые или малоимущие, геи, инородцы и т.д.). Истинное лидерство, мобилизующее общество на действия, противоречащие привычным ценностям, может оказаться опасным занятием – в первую очередь для самих лидеров. Однако цена фальшивого лидерства для общества – еще выше.

Даниэль Павлютс, магистр школы Кеннеди при Гарвардском университете

Как вы понимаете изречение Гераклита «Характер человека – его личное божество, даймон»?

(Долго думает.) При такой постановке вопроса основная сложность для меня в том, что я не знаю, что такое характер, но при этом почти уверен, что неизменным он не является. Мне любопытно, почему люди действуют так, как они действуют, однако опыт говорит мне, что большинство просто не в состоянии понять, почему они делают то, что они делают. У каждого из нас есть объяснение, но это просто какая-то история, которая нам удобна. На вопрос о характере, так же как и на вопрос об аутентичности, очень сложно ответить.

Насколько уютно вы себя чувствуете, не зная, почему вы делаете то, что вы делаете?

Я лично стараюсь не особенно задумываться над собственным поведением.

Но у вас тоже есть история, которую вы готовы рассказать в ответ на вопрос о причинах своих действий?

Да, чтобы уснуть вечером, нужна какая-то история о том, чем ты целый день занимался. И когда такой человек, как я, ложится вечером спать и пересказывает для себя все, что произошло за день, он сам главным героем своей истории не является – он просто персонаж в ряду других персонажей. Но при этом мы забываем, что за день успели пообщаться со многими людьми, и эти люди тоже рассказывают самим себе истории о том, что случилось за день, и в их историях ты сам можешь оказаться не таким уж и положительным героем. Так вот, мне кажется, что наша собственная история нисколько не правдивее всех остальных историй.

И к счастью для вас, нет никакого внешнего наблюдателя, с которым вы могли бы пообщаться и который знал бы сразу все эти истории.

Мне кажется, что отчасти я тем и занимаюсь, что помогаю людям вообразить все эти истории, чтобы понять, как руководить другими людьми. Потому что если ты не понимаешь историй, которые рассказывают самим себе другие люди, даже если сам ты думаешь, что это абсолютная галиматья, ты никогда не сможешь понять, как сдвинуть их с той точки, в которой они находятся, туда, куда, по твоему мнению…

Они могли бы или им следовало бы переместиться?

Или где им было бы лучше находиться с точки зрения общего блага.

Есть такая поговорка, что люди, не способные достичь своих целей за пределами университетского мира, в итоге идут учить других.

Да, не способен ничего сделать – иди учи!

Относите ли вы это к самому себе?

Конечно. Но я ведь к университетскому миру не принадлежу – я просто засиделся в Гарвардской школе государственного управления им. Кеннеди. Но я там уже человек периферийный. Теперь и в буквальном смысле, потому что я живу в Нью-Йорке, а не в Кембридже, а вместо прежних 125–130% от полной нагрузки у меня теперь только 15%. Сейчас я пытаюсь понять, как открыть какую-то новую страницу в собственной жизни. Пару лет назад я осознал, что мне нужно расставаться со школой Кеннеди, потому что сама она со мной не расстанется. Поэтому я начал сокращать рабочую нагрузку и вот сейчас дошел до 15%. Это просто к тому, что я себя академическим человеком не считаю.

А учителем?

Да, вполне. История, которую я сам себе рассказываю, сводится к тому, что в молодости я довольно много «делал». Именно этот опыт и все, что можно из него экстраполировать, и легло в основу моего преподавания, но когда преподаешь, гораздо удобнее наблюдать, чем действовать.

А как в этой истории, которую вы сами себе рассказываете, объясняется ваш интерес к проблемам лидерства?

Увы, но никакой вдохновенной истории по этому поводу нет – это был чисто практический вопрос. До того, как я начал работать в школе Кеннеди, я уже немного преподавал, причем главной моей темой были медиа, потому что до этого я пятнадцать лет проработал журналистом. Поэтому и в школе Кеннеди я начал с этой темы: избирательная политика и медиа были двумя моими главными специализациями, здесь у меня был большой опыт. И тут я встретил человека, виолончелиста и психиатра…

Рональда Хейфеца?

Да. Мы стали беседовать и обнаружили, что то, что он понял в медицине, психиатрии и музыке, и то, что я вынес из политики, журналистики и юриспруденции, поразительным образом совпадает. Думаю, что наше сотрудничество, продолжавшееся четверть века, основывалось на том, что наши взгляды на мир дополняли друг друга. Когда мы начали наши разговоры, он уже работал над идеями, касавшимися лидерства.

То есть интерес к лидерству родился из этой встречи двух умов?

Да, из наших с ним отношений. Ну или как минимум сама ярлык, идея называть это лидерством.

Это вы тоже придумали вместе или у него уже было готовое название?

Нет, готовым оно не было, да и добраться до него было не так просто. Мне кажется, что мой вклад не был основополагающим, но… У Малкольма Гладуэлла есть текст, в котором он называет Стива Джобса усовершенствователем, а не изобретателем. Думаю, что моя роль в сотрудничестве с Хейфецем тоже была в основном усовершенствовательная.

Именно Хейфец придумал метод обучения на наглядных примерах, case-in-point method?

На самом деле в этом вопросе мы с ним расходимся. Наверное, само название придумал он, и благодаря ему оно стало популярным в школе Кеннеди, но наша с ним дополнительность выражалась в том числе и в том, что именно я на самых разных курсах пытался брать в качестве примера происходящее в данный момент, а в этом и состоит суть этого метода. Там была некая эволюция. Сейчас уже не припомню, было ли у меня какое-то название для этой методологии, когда мы только начали работать с Хейфецем.