Быть вместе

В дни, когда только начиналась паника вокруг коронавируса, я впервые в жизни по-пал в автокино – меня привезла туда приятельница, которой показалось невероятным, что человек, вроде бы видевший все на свете, никогда не смотрел кино из машины. Забавно, что днем ранее я беседовал с другим старым приятелем, который как раз изучал этот рынок и мог много о чем рассказать: например, что ФРГ была третьей страной в мире по числу автокинотеатров; что с них начался американский фастфуд и бургеры долгое время продавались только там; что до сих пор они существуют только потому, что в выходные превращаются в ярмарки подержанных машин, а это очень прибыльный бизнес. Во время локдауна все нормальные заведения были закрыты, и неудивительно, что лю--ди предприимчивые быстренько арендовали большие пустыри, ставили там экраны и назы-вали это кинотеатрами. Выглядело убого, да и многие традиционные аксессуары автокинокультуры отсутствовали, но кого это волновало? Люди просто хотели посмотреть кино не дома и не на компьютере. В некоторых таких заведениях стали показывать кино о самих автокинотеатрах – этакое элегантное саморазоблачение: пространство или «зрительский опыт», выражаясь на неолиберальном новоязе, оказались явно важнее самого кино – впрочем, с автокинотеатрами так было всегда. Все помнят целующихся подростков в соседней машине, которым мешают то тупые друзья, то охранник, то серийный убийца на экране, но много ли мы видели автокинотеатров, которые стали единственной возможностью для молодых родителей посмотреть фильм на публике, пока их карапуз спит на заднем сиденье?

Фильм, который я смотрел с приятельницей в старом и почтенном месте, не был снят специально для автокинотеатров: Gretel & Hansel Осгуда Перкинса для этого слишком изящен. Кино для автокинотеатров должно смотреться даже в отсутствие затемнения и на фоне прочих отвлекающих факторов. Нормальные фильмы на такое не рассчитаны.

Мне прежде никогда не хотелось оказаться в автокинотеатре: к машинам я равнодушен и в детстве никто в моем непосредственном окружении с ума по ним не сходил. Мы были горожане, и машины не были такой важной частью нашей жизни, как для мужиков на ранчо; мы ездили на общественном транспорте и велосипедах.

Другой отличительной чертой кинокультуры в ФРГ были зальчики, окруженные духом скурильности, злонамеренности и непристойности, столь ценимые в нашем кругу. Назывались они Aki (= Aktualitätenkino) и располагались на железнодорожных станциях. Изначально там показывали новости и киножурналы, чтобы скоротать время, пока ждешь поезда, однако вскоре функция визуального обзора текущих событий перешла к телевидению, и кинозалы Aki перестроили свою прокатную политику в сторону вящей развлекательности и начали крутить сначала боевики, а потом эротику и порнуху. Впрочем, порнуху показывали и в автокинотеатрах, что регулярно приводило к страшным пробкам на въезде (трудно представить, что каких-то полвека назад демонстрация обнаженного тела вне приватного пространства была настолько в диковинку, что народ не боялся поцарапать машину ради заветной сиськи).

И в автокинотеатрах, и в Aki связного повествования от фильма никто не ждал: в автокино ценилась главным образом физическая сила и удаль героя (в крайнем случае – тоска, однообразие и самоубийство), а в Aki быстрота и недвусмысленность сюжета были возведены в принцип: рядом с экраном висели огромные часы, чтобы зритель ненароком не пропустил свой поезд. Приятно думать, что когда-то поход в кино казался настолько обычным, что было нормально забежать в темный зал на несколько минут, чтобы узнать новости, посмотреть на красоту, а иногда и на то и другое сразу. В ГДР кинотеатры вообще назывались Zeitkino = Театры времени – весьма, надо признать, яркий поэтический гендиадис.

Единственной функцией Aki был показ кино, поэтому в 90-х они исчезли, а вместе с ними и само понятие коллективного просмотра секс-фильмов. Видеомагнитофоны лишили нас острых ощущений, когда ты, возбужденный, сидишь в темной комнате с незнакомцами, и еще неясно, что может между вами произойти, пока не включили свет… Сегодня нас повсюду окружают соблазнительные картинки, но как культура мы погрязли в ханжестве. Когда сидишь с эрекцией среди других, испытываешь гораздо куда более острые ощущения.

Каждый раз, когда я еду в Японию, что обычно означает в Киото, я стараюсь задержаться там дней хотя бы на десять, чтобы посмотреть три тройных сеанса в «Хонмати-кан», одном из последних в японской метрополии кинотеатре пинку-эйга¹. Я обожаю рассказы про то, как в 70-е, 80-е и, может, даже еще в 90-е клерки в деловых районах мегаполисов спускались поодиночке в кинозалы пинку-эйга на обеденный перерыв, потому что там можно было поспать. Если они и захаживали раньше, то сейчас в «Хонмати-кан» лишь престарелые мужчины, которые, однако, тоже нередко засыпают, и порой не сказать, что слышно лучше: их храп или звукоряд фильма. Я часто представляю себе, как это заведение существовало на протяжении десятилетий: вот завсегдатаи, которые по прошествии стольких лет приходят уже не ради сисек-писек, а чтобы не потерять здесь свой почетный статус; возможно, здесь прошла большая часть их жизни, и они хотят умереть прямо в зале, понимая, что после них это кино исчезнет – не сам жанр пинку-эйга, а связанная с ним культура. Киностудия OP Eiga сейчас снимает каждый фильм в двух версиях: 60-минутную для специализированных кинотеатров и 90-минутную для широкой публики, и в ней разговоров и психологии больше, а секса меньше.

По причудливой иронии судьбы в том же здании, что и «Хонмати-кан», находится дневной центр для престарелых.

Из-за специфического расположения «Хонмати-кан» трудно представить, что кто-то купит его и превратит в «Демати-за» или «Минами-кайкан» – это два главных независимых интеллектуальных кино-театра в Киото, живые и гостеприимные настолько, что ничего подобного не найти от Лисса--бона до Хельсинки. В обоих кинотеатрах показывают всякие странности наравне с новинками артхауса, старые, но по-прежнему популярные блокбастеры, а также восстановленные классические ленты. В декабре в «Минами-кайкан» одновременно шли новая оцифрованная версия Sátántangó Белы Тарра (1994) и последний на тот момент вульгарно-сюрреалистический киноопус Минору Кавасаки с супергероями-животными – Robaman (2020), – что полностью вписывается в процветающий там культ токусацу² с регулярными всенощными показами самого туманного, третьесортного и удивительного контента.

Пока некогда «актуальные» фестивали становят-ся все благонравнее, а кинотеатры сегрегированнее при всем своем едином дурновкусии, кинематографическая культура в Японии кажется потерянным раем – mādadayo³. Но осталась ли у нас аудитория, которая еще помнит, как иметь дело с разнообразием?

Кинопоказы на борту самолета порой становятся таким рогом изобилия класса люкс – по крайней мере, в некоторых авиакомпаниях. По каковой причине я еще больше скучаю по перелетам в Японию. Где еще, как не на борту лайнера KLM, можно увидеть такое пиршество: политический триллер Кеми Адетиба King of Boys (2018); Sarkār 3 (2017) Рама Гопала Вармы, это последний сезон гангстерского сериала, разоблачающий в духе roman à clef Бала Такерея, одного из идеологов индуистского фашизма; Aibō: Gekijō-ban IV (2017) Хадзимэ Хасимото – очередной эпизод полнометражного мультсериала студии Tōeiо и телеканала «ТВ Асахи» о несгибаемом полицейском инспекторе Сугисите Укио; и наконец, «Батальонъ» (2015), навороченную и гнусную по месседжу драму Дмитрия Месхиева о Первой мировой войне? Дело не в том, что почти все это можно найти на каком-нибудь сраном «Нетфликсе» или скачать в приемлемом качестве, а в том, что эта выборка, сделанная для некой аудитории, будто небольшой кинофестиваль, проходящий за облаками. Когда самолет касается земли, мир уже кажется интереснее, потому что просмотренные только что фильмы на что-то открыли глаза, поставили какие-то вопросы и вдохновили на поиски ответов.

Недавно один мой студент посетовал, что в курсе по финскому кино я показывал не только классику, но и эстрадный мюзикл в жанре iskelmä, хвалебную документалку о какой-то продюсерской компании да киножурнал о правилах дорожного движения, снятый малоизвест-ным комическим режиссером, то есть совершенно заурядные для своего времени продукты, как упомянутые Aibō: Gekijō-ban IV, Sarkār 3 и King of Boys: сегодня они есть, а завтра забыты. Я объяснил ему, что все, что мы привыкли называть «классикой», существует только благодаря таким фильмам, как Aibō и Sarkār, о которых публика помнит больше, чем история кино, и без них «классика» превратится в χαλκὸς ἠχῶν ἢ κύμβαλον ἀλαλάζον – медь звенящую или кимвал звучащий.