Мы родились, чтобы получать удовольствие от жизни

Бакалаврская работа студентки Европейского гуманитарного университета в Вильнюсе Марии Степановой была связана с анализом фильмов Питера Гринуэя, и она обратилась к режиссеру с письмом, содержащим просьбу объяснить, почему ему в своем постмодернистском дискурсе понадобилась реминисценция такого классического и традиционного искусства, как барочная живопись. Она была приятно удивлена, получив развернутый ответ режиссера. 

Привет, Маша!

Базовый ответ в том, что в барокко принятие жизни нашло наиболее полное из известных нам выражений – радость, удовольствие, воодушевление, энтузиазм, по размаху не уступающие самой жизни. Быть живым – огромное удовольствие, и я полагаю, что творчество должно прославлять эту радость жизни.

Материалы, идеи, явления, богатство, сложность, слова, тексты, образы, картинки – это наше наследие. И оно должно использоваться. Приносить удовольствие. Вдохновлять.

Это должно быть так в любое время, но в наш информационный век, век экранов и растущей визуальной грамотности это так в еще большей степени.

Конечно, в этом много иронии. Со стороны римско-католической церкви Барокко с большой буквы «Б» было средством пропаганды, попыткой убедить людей вернуться в свое лоно, отойти от протестантизма. Оно манипулировало эмоциями, давило непосредственно на чувства – секс, ужасы, мелодрама, сенсации, тщеславие, богатство – все шло в дело.

В каком-то смысле новое барокко – с маленькой «б» – занято тем же: избыточность Голливуда (и Болливуда, если хотите) и всех его родственников – опять они тут как тут – христианства и американского капитализма в обличье Ватикана и Голливуда, которые пытаются проделать все тот же трюк: золотые горы после смерти, хеппи-энды обетованные… Только теперь все это сопровождается техническими приемами огромной убедительности и правдоподобия.

Но мы теперь все ученые – от знания ведь не избавишься, – мы знаем, что христианство от нас отказалось, потому что христианство полагается на веру, что в этом контексте попросту другое название для контролируемого суеверия. Ватикан уже потерял Европу – в Европе мы все теперь атеисты. Теперь он сосредоточил свои усилия на Африке и Южной Америке – они поколения на два отстают в вопросах восприятия, просеивания и усвоения знания, но догоняют очень быстрыми темпами; где христианство требует вины – шли бы они к черту! – там нас нет, мы родились на свет не для того, чтобы чувствовать себя виноватыми. Мы родились, чтобы получать удовольствие от жизни – это вовсе не означает гедонизма или беззакония, это значит эгоизм и нецивилизованность: цивилизация несет с собой неравенство и, если хотите, слишком большое число эксплуатируемых, но, несмотря на очевидные несправедливости и неравенство для многих из семи миллиардов в этом мире, она работает – иначе, принимая во внимание неумолимые законы эволюции, семи миллиардов человек на этой планете, конечно же, не было бы.

…и всегда есть этот последний сдерживающий фактор: мы все умрем, мы появляемся здесь на очень короткое время – на 70 лет, если повезет и ты живешь в привилегированных условиях, как вы и я.

А живопись до сих пор была основным свидетельством этого торжества жизни – тело живет прежде всего глазами, а не другими чувствами и способностями при всех сложностях разнообразных кодов нашего видения – свидетельством того, что мы все на это реагируем и часто очень непосредственно. Устный и письменный язык, а следовательно и текст, а следовательно и литература, требует исключительных знаний и навыков, приобрести которые трудно. Музыка обладает известной непосредственностью, но во многих серьезных своих формах подвергается глубокому кодированию – сколько человек в мире могут нормально читать ноты? – и я имею в виду не только европейские музыкальные коды.

Мне казалось, что кинематограф как искусство должен строиться на образах, но, к сожалению, это не так, он строится на тексте, все фильмы, которые вы когда-либо видели, начинались как текст, причем не слишком хороший – зачем мы наделяем текст такой властью?

Итак, во что я верю? Это очень просто. Я верю в изобилие жизни – это барочный тип чувственности, – в ее торжество в любых материалах, торжество, не затронутое чувством вины или пессимизмом, но пропущенное через идеи цивилизации, на формирование которых у нас ушло восемь тысяч лет труда и усилий (и мы продолжаем их формировать, этот процесс не прекратится никогда). И я верю, что это изобилие легче всего передать через образы, донести через самое непосредственное из наших чувств.

Я оглядываюсь на то, чего я достиг, и надеюсь оказаться скромным карликом, который сидит на плечах гигантов, пытаясь воспользоваться уже добытым знанием и созданными уже творениями.

Так годится?

Ваш

Питер